— Но разве она не понимает, что я сейчас здесь?
Холли покачала головой.
— Разве ты не понимаешь, сейчас для нее не существует? Она без сознания и заново переживает те мгновения, когда жизнь навсегда изменилась для нее. Когда поезд перевернулся, она была на руках у матери. Кэрол потеряла сознание, а Лиза нет. Она была одна и испугалась. Ждала тебя, но ты так и не пришел.
— Я ничего не знал об этом. О господи! — Маттео опустил голову, потом поднял ее. — Что мне сказать ей?
— Я не знаю, — ответила Холли. — Но твои слова должны идти от сердца, иначе она не поймет.
— Папа, где ты? — в голосе Лизы было страдание.
— Я здесь, piccina. — Он взял ее руку и прижал к своему лицу.
— Нет, нет. Ты так и не пришел. Мама сказала, что я — не твоя.
Маттео застыл в ужасе.
— Кэрол не могла сказать ей этого, — пробормотал он.
— Должно быть, все-таки сказала, — проговорила Холли сдавленным голосом.
— Но как она могла совершить такую жестокость? Значит, Лиза все это время знала… О боже!
— Не думаю, — вдруг заметила Холли. — Дети вкладывают в слова свои значения. Возможно, эту фразу она поняла не так, как мы.
— Пожалуйста, разбуди ее. Я должен ей все объяснить.
— Но как?
— Не знаю.
Сестра принесла еще один стул, и они сели по обе стороны кровати. Холли протянула ему руку, и он взял ее, но его глаза были по-прежнему устремлены на лицо дочери.
— Лиза, Лиза!
Ответа не было.
— Нет, нет, нет! — тихо произнес он. — Пожалуйста, не сейчас.
Холли заплакала. Слишком поздно. Какое-то время они сидели молча.
— Я боялась, что ты не придешь, — тихо заметила она.
— Думаю, я это заслужил, но ты могла бы больше доверять мне. Неужели ты подумала, что я брошу ее здесь, больную? Я не мог приехать раньше, потому что меня держал на прицеле Фортезе. Он ворвался в зал суда и взял нас всех в заложники.
— Боже правый!
— Все закончилось. Он сам себе навредил. Захотел произнести обвинительную речь и дал время появиться охране. Они скрутили его до того, как он успел выстрелить, и потащили обратно в тюрьму. Сейчас он снова за решеткой.
— Ты хочешь сказать, что все закончилось?
— Да, закончилось.
Ей бы следовало обрадоваться, но Холли не могла выдавить из себя даже улыбку. Ребенок на кровати лежал, не двигаясь. Маттео снова позвал дочь по имени, но ответа не получил.
— Нечто похожее случалось раньше, — вдруг проговорил он.
— Что ты хочешь сказать?
— В ту ночь, когда мы поженились, мне снился кошмар, но ты прогнала его. Я не помню подробностей, но до сих пор слышу твой голос. Ты говорила мне: «Я здесь, я здесь».
— Не знала, что ты слышишь меня.
— Думаю, твой голос мог бы найти меня где угодно. Поведай мне свой секрет, Холли. Как мне достучаться до моей дочери?
От слов «моя дочь» у нее на душе потеплело.
— Ты только что это сделал.
Лиза пошевелилась.
— Piccina! — Маттео сразу же оказался рядом с нею. — Я здесь, я здесь.
Он бессознательно повторял слова, которые Холли говорила ему в их свадебную ночь.
— Я здесь.
— Почему ты не пришел? — капризным голосом спрашивала Лиза, не открывая глаз. — Мама сказала, что я не твоя…
Маттео беспомощно посмотрел на Холли.
— Piccina, — обратилась она к Лизе. — Твои родители очень ревниво относились к тебе. Каждый из них так сильно любил тебя, что хотел, чтобы ты была только с ним.
Маттео подхватил эту мысль.
— Мама говорила, что ты принадлежишь только ей, а я твердил, что ты моя. Мы начали ссориться, и поэтому она решила увезти тебя.
— Но я — твоя?
— Да, piccina, ты моя любимая девочка.
— Навсегда?
— Навсегда.
Вдруг Лиза глубоко вздохнула. Наступила длительная тишина, потом она открыла глаза и увидела Маттео.
— Привет, папочка, — прошептала она.
— Здравствуй, милая, — дрожащим голосом ответил он, опустив голову на руки, и плечи у него затряслись от беззвучных рыданий.
Как только опасность перестала угрожать Лизе, Маттео перевез ее домой. Детскую комнату превратили в мини-госпиталь, наняли трех сиделок, которые круглые сутки заботились о девочке.
По возможности Маттео проводил все свободное время с семьей, иногда даже жертвуя работой.
Приближалось Рождество, и сердце Холли переполняла радость при мысли, что они проведут его вместе. Но ей не давала покоя странная мысль. Однажды вечером Маттео с любопытством взглянул на нее и спросил:
— О чем ты думаешь?
— Мне в голову пришла странная идея.
— Поделись со мной.
— Тебе она может не понравиться.
Он улыбнулся.
— Попробуй.
— Хорошо. Я подумала, что больше всего мне жаль Алека Мартина.
— Любовника Кэрол? Человека, который хотел украсть у меня дочь?
— Да, но…
— Но у него ничего не вышло. Она моя.
— Она была с тобой всю свою жизнь. Лиза видела своего настоящего отца всего один раз, в поезде, и он не понравился ей.
Маттео кивнул.
— Кэрол обошлась с ним еще хуже, чем со мной. Все это время у него была маленькая дочурка, а он и не знал.
— Она любит тебя, как отца, — заметила Холли.
— Да, и это меня она обнимает и целует перед сном. Я думал, что Алек отнял у меня мою девочку, но на самом деле все как раз наоборот.
Они не возвращались к этой теме два дня, а потом Маттео сообщил:
— Мне нужно кое-куда поехать. Поедешь со мной? — В машине он объяснил: — Потребовалось время, чтобы узнать, где он захоронен, но теперь я нашел его. Боялся, что его могли увезти обратно в Англию, но у него, видимо, не было близких родственников.
Сельское кладбище производило унылое впечатление. Здесь не было красивых памятников, только маленькие плиты, которые жались друг к другу. Наконец они нашли плиту Алека Мартина.
— Ему было всего тридцать три года, когда он умер, — заметил Маттео. — Он потратил всю свою взрослую жизнь на то, чтобы заработать денег и забрать у меня мою семью. Теперь у него нет ничего. Я ненавидел его, но никогда раньше не задумывался о том, как сильно, должно быть, он ненавидел меня.
Маттео помолчал, а потом, глядя на могилу, заговорил:
