— На прошлой неделе вы лежали с высокой температурой, — сказал Пьеро. — Впрочем, мы все равно вряд ли узнали бы его.
Она кивнула.
— Монтресси были моей последней ниточкой. В январе они вернутся, и тогда я выслежу его и верну себе дочку.
— Но будет ли это так просто сделать? — спросил Винченцо. — Прошло шесть лет…
Джулия посмотрела на Винченцо взглядом, от которого у него застыла кровь в жилах.
— Я ее мать. Она принадлежит мне. Если кто-то попытается меня остановить, то я…
— Что вы сделаете? — с тревогой спросил он.
— Сделаю то, что должна — пусть даже мне придется убить его.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Некоторое время Винченцо молчал, потом поднялся.
— Я, пожалуй, пойду. Проводите меня немного.
Джулия молча пошла за ним, и, когда они подошли к выходу, Винченцо сказал:
— До середины января еще долго. Как вы думаете провести это время?
— Буду точить свой меч, — с мрачным юмором ответила она.
— Не говорите таких вещей, — резко бросил он.
— Почему? Потому что в вашем воображении я вся соткана из доброты и света? Может, я и была такой — тогда. Но сейчас — нет.
Он приподнял одну бровь, умеряя ее возбуждение.
— Я просто собирался предложить вам более полезное времяпрепровождение. Поработайте у меня, пока не будет Силии. Конечно, художнику место официантки может показаться унизительным с точки зрения социального статуса…
— ..тогда как для бывшей заключенной это шаг наверх, — закончила она с сарказмом.
Винченцо и бровью не повел.
— Ну, так как — поработаете?
Джулия колебалась. Она обещала себе, что будет остерегаться его, но постоянно нарушала это обещание, потому что он трогал ее сердце.
Словно прочитав ее мысли, Винченцо спокойно сказал:
— Ничего не опасайтесь, я не причиню вам беспокойства. Напротив, мне следует извиниться.
— За что?
— За то, что давил на вас. Я догадывался, что с вами произошло что-то плохое, но такого даже предполагать не мог.
Джулия усмехнулась.
— Теперь вы знаете, как я превратилась в мстительную ведьму.
— Не мне вас судить. Какое у меня на это право?
Но я не могу поверить, что Софи мертва. Я думаю, она все еще где-то существует. Вам нужны покой и жилье, и я предоставлю их вам, пока вы будете у меня работать.
— Ладно, я согласна.
— Хорошо. Вы можете жить в квартире над рестораном.
Она покачала головой.
— Спасибо, но я останусь здесь. Я теперь не могу оставить Пьеро одного. Знаю, он раньше жил один, но сейчас что-то изменилось. Я чувствую, что нужна ему.
— Вы говорили, что у вас нет никаких чувств.
— Это семейное обязательство.
— А вы с ним разве семья?
— По крови — нет, но в других отношениях — да.
— А как же я? Я член этой семьи или нет?
Джулия не ответила, и он понял, что стоит вне круга избранных.
Это не должно было бы иметь никакого значения. У него есть еще родственники, с которыми он может провести Рождество, предоставив этим двум неудачникам находить утешение в обществе друг друга. Тем не менее ему стало обидно.
Джулия имела огромный успех в «Попугае».
Начинался рождественский наплыв туристов, и ресторан каждый вечер был переполнен посетителями. Некоторые клиенты настаивали на том, чтобы их обслуживала именно Джулия.
— Вы не должны допускать, чтобы Антонио вас монополизировал, — сказал Винченцо, когда они однажды ночью шли по темным улочкам. — У нас масса других клиентов.
— Он из тех людей, которые всегда добиваются, чтобы их замечали, — примирительно возразила Джулия. Настойчивая галантность Антонио принесла массу пользы ее самооценке. — К тому же он пообещал мне совершенно особенные чаевые, задумчиво произнесла она.
— Будьте осторожны. «Особенные чаевые» Антонио хорошо известны и выражаются не в деньгах.
Она взяла его под руку.
— Да ладно вам, не дуйтесь. Я просто делаю свою работу. А после шести лет отсидки в женском обществе я, может быть, не возражаю против чуточки восхищения.
— «Чуточка восхищения», — насмешливо передразнил Винченцо. — Еще секунда, и он повалил бы вас на пол.
Вместо ответа она взглянула на него с иронией.
— Понятно, — мрачно сказал он. — Похоже, что женщина, которая хвалится, будто не испытывает никаких чувств, не прочь заставить меня ревновать?
— Эта бесчувственная женщина не принадлежит вам, так что вы не имеете права ревновать. Винченцо, на что вы надеетесь?
Он пожал плечами.
— Может быть, я жду встречи с Софи.
— Ее нет. Она умерла где-то на второй год моего пребывания в тюрьме.
— Ошибаетесь. Она жива. Потому-то я и не могу освободиться от вас.
Они остановились под фонарем, в свете которого казались друг другу окрашенными в какие-то блеклые, неземные тона. Лицо Джулии, которое раньше было слишком худым, немного округлилось и несколько утратило свое измученное выражение. Это ей шло — она даже выглядела моложе.
— Для этого вы должны стараться более настойчиво, — сказала она. — Это лишь вопрос решительности.
— А если я не хочу быть решительным?
Пошел снег, сначала редкими хлопьями, потом все гуще и гуще. Сквозь эту завесу она изучала его лицо, освещаемое холодным светом.
— Все равно я уйду и оставлю тебя, — прошептала она. — Рано или поздно.
— Я знаю, — печально сказал он. — Но кто знает, когда? Во всяком случае, не сегодня.
С этими словами он притянул ее к себе, и она прижалась к нему, подставив губы для поцелуя и со страстью ответив на него.
В канун Рождества, в полдень, с башни Кастель Сант-Анджело в Риме был произведен пушечный выстрел, означавший официальное начало рождественских праздников.
Джулия и Пьеро слушали праздничную программу по купленному ею транзистору. Ресторан был закрыт, Винченцо отправился к семье, а она устроилась на Рождество в палаццо.
Они запаслись праздничными сладостями, включая pannettone, традиционный фруктовый кекс. За едой Джулия сказала:
— Помню, когда была маленькая, в канун Рождества я вывешивала свой чулок.
— В Италии дети так не делают, — объяснил Пьеро. — Чулки вывешиваются только на Епифанию, шестого января.
