Я машинально оглянулась. На пороге кухни
стояла прехорошенькая блондиночка. Маленькое треугольное личико обрамляли
легкие кудрявые волосы. Фарфорово-нежная кожа делала ее похожей на ангела.
Впечатление портили глаза. У молоденькой девочки был взгляд изрядно пожившей,
прожженной бабы: тяжелый, неподвижный и злобный.
Дима моментально отложил запретный фрукт и
зачирикал:
– Не сердись, котеночек, просто
перекусил.
– “Просто перекусил”! – передразнил
котеночек. – Иди в спальню, мама зовет.
Парень покорно понес слоновье тело в коридор.
Девица соизволила заметить нас и процедила сквозь зубы:
– Жанна, Виолетта Сергеевна просила
передать, что гости придут к восьми.
Потом резко повернулась на каблуках и ушла.
Жанна вздохнула:
– Видала! Вот уж фурия!
– Кто это?
– Марго, Димина жена. Только не думай,
пожалуйста, что благородных кровей. Она на самом деле из Зажопинска в
Московской области. Учится на четвертом курсе в институте, где Дима преподает.
– Дима преподает?
– Ага. Экономику, он у нас кандидат наук.
Так вот Ритке, ее на самом деле Маргарита Ковалева зовут, очень хотелось в
Москве остаться, а Альберт Владимирович мечтал женить Диму. Вот девчонке и
подфартило – теперь она Марго Павловская, место в аспирантуре, кандидатская и
хорошая работа обеспечены. Представляешь, каково с таким бегемотом в постели, у
него небось одно место из-под живота не высовывается, вот она и злится. Всех
одергивает, нос задирает, как же – из грязи в князи.
Она внезапно замолчала – в кухню вошла
Виолетта Сергеевна.
– Деточка, – умилилась старушка, – вы еще
здесь. Надо отдохнуть, отнесите Светочке обед и сразу домой, на диванчик, с
книжечкой, уж я-то знаю, как трудно эту квартиру убирать. Просто страдаю от
такого количества комнат. И зачем нам столько? Давно прошу Альберта
Владимировича разменять, очень тяжело содержать в порядке.
– Почему же не уедете в другую, поменьше?
– притворилась я идиоткой. Виолетта вздохнула:
– Как-нибудь, душенька, расскажу вам, в
какую неприятную историю попала Светочка, когда решила продать свою квартиру!
Спасибо, друзья помогли. Жанночка, например, на суде выступала, столько нервов
себе испортила. Они с Кларочкой тогда просто здоровья не пожалели, милые
девочки.
Профессорша стала накладывать в банку новую
порцию мяса, она отвернулась к плите и загремела крышками. “Милая девочка”
глянула на спину старушки с такой ненавистью, что казалось, нарядная блузка
Виолетты сейчас загорится.
Я тащила две огромные сумки к смертельно
больной Свете и размышляла. Профессорша упомянула, что на суде им помогли Жанна
и Клара, но, насколько помню, с их стороны выступали три женщины. Почему она
ничего не сказала о Виктории Пановой, кстати, тоже сотруднице института
Павловского?
Сегодня у Светы дверь открыл мужчина. Он
галантно снял с меня потрепанную куртку, подхватил свинцовые торбы и легко внес
их на кухню.
– Кофе хотите? – спросил он.
– С удовольствием, – обрадовалась я.
– А бутербродик с колбаской?
Я была согласна на все. Ловкими артистическими
движениями хозяин открыл холодильник, вытащил салями и в два счета соорудил
чудесные сандвичи. Обычно мужчины режут хлеб толстыми ломтями, а сверху наваливают
не менее толстые куски колбасы. Но передо мной на тарелочке лежали не
бутерброды, а произведения искусства – тоненькие кругляшки батона, папиросно
наструганная салями, сверху – аккуратные дольки соленого огурца, помидора и
веточка петрушки. Кофе превзошел все ожидания – крепкий, вкусный, настоящий
мокко.
– Ну, – заулыбался мужчина, – будем
знакомы: Валерий Фокин, муж Светланы Альбертовны. Значит, теперь вы у
Павловских в рабах служите?
Просто удивительно, где они только находят
таких красивых аспиранток?
– Рада помочь Виолетте Сергеевне, –
парировала я.
Валерий взглянул на меня повнимательней и
расхохотался.
– Конечно, конечно. Вы не только
красавица, но еще и добрый, интеллигентный человек. Но не волнуйтесь, тесть
всегда держит данное слово, если не злить его, конечно. Годик побегаете с
сумками, зато потом какие перспективы: кандидатская, хорошая работа, почет и
уважение. Сами откуда?
– Из Казани.
– Прекрасно, там у Алика все схвачено.
Устроит потом в университет, главное, не забывайте академика со всеми
праздниками поздравлять, злопамятен, как слон.
Я молча пила кофе, жалея, что в целях
конспирации оставила любимые “Голуаз” в машине. Валера истолковал мое молчание
по-своему и хмыкнул:
– Вам нечего меня стесняться. Сам
продался Павловским с потрохами за сладкую косточку, вот теперь и мучаюсь.
Светлана жена аховая, а уйти боюсь. Альберт Владимирович только пальцем
шевельнет, и от меня мокрое место останется. Так что мы с вами товарищи по
несчастью, только вам лучше: оттарабаните год, и домой, а у меня бессрочная
каторга. Никому, абсолютно никому не нужен, у Светки уже давно другой мужик
есть, но Альберт Владимирович противник разводов. Так и живем.
Он картинно вздохнул и откинул со лба
есенинскую прядь волос. Я глядела на него во все глаза. Замуж выходила четыре
раза, и в моей жизни побывали почти все основные категории мужчин: бабник,
алкоголик, хам, лентяй. Настоящий семьянин, крепкое плечо не попался ни разу.
Ну не повезло. Речи о тяжелой семейной жизни, об одиночестве и непонятости пел
своим подружкам мой первый супруг Костик. Каких только пороков он во мне не
находил: больная, старая, злая, ворчливая… И главное, все правда. В первом
браке мучили мигрени, да и была я старше Костика на целых полгода. Непонятным
оставалось одно: зачем надо было жить со мной целых три года?
Валера подсел поближе. Но тут хлопнула дверь.
Ловелас отскочил в противоположный угол. Через пару минут в кухню тяжелым шагом
вошла супруга. Ох, не надо ей носить обтягивающие джинсы. Лучше всего платье
“татьянка”, фасон для беременных, потому что в дорогих “Levi`s” Светочка
выглядела устрашающе. В профиль казалось, что по ней проехал паровой каток:
гигантские бедра и огромная плоская попа. Большая грудь, обтянутая эластичной
сиреневой водолазкой, навевала воспоминания о воздушных шарах, по бокам
выпирали крупные валики жира.
Светочка окинула строгим взором кофейные
чашки, недоеденные бутерброды и тоненьким голосом прошипела:
– Дорогой, ты помнишь о встрече с
Рукавишниковым?
Валера хлопнул себя ладонью по лбу и вышел из
кухни.
Света поглядела на меня взглядом гюрзы, и я
невольно поежилась.
