Что верно, то верно. Оказалось, Катюше было от
роду всего несколько часов. То есть неизвестная роженица произвела ее на свет
ночью. Завернула девочку в кухонное полотенце, постелила на дно коробки газету
“Вечерняя Москва”. Сама коробка представляла большой интерес. Дело и том, что
она являлась упаковкой магнитофона “Грюндиг”, произведенного в ФРГ. Это сейчас
коробки из-под импортной бытовой техники никого не удивляют! Но в 1959 году
редкие люди могли позволить себе такую покупку. Либо женщина нашла картонный
ящик на помойке, либо была из обеспеченной семьи, члены которой ездили за
границу. Полотенце же самое простое – белый лен с красным орнаментом – и
абсолютно новое. Ни пятен, ни меток прачечной. Любопытство вызывала газета. На
полях кто-то небрежной рукой написал: …упы, б. 7, ком. 3. Скорей всего
почтальон пометил адрес, по которому отнес корреспонденцию. Но милиционеры
установили, что в 1959 году ни одна из улиц столицы не называлась словом,
заканчивающимся на “упы”.
Поиск заглох.
Я посмотрела на Евдокию Семеновну:
– Не густо!
– Да уж, – ответила та, – теперь
понимаете, почему мать не нашли.
– Жаль, что нельзя поговорить с няней,
обнаружившей подкидыша. Вдруг женщина что-то заметила?
– Почему нельзя? – удивилась директриса.
-
Екатерина Михайловна до сих пор работает в
Доме малютки. Выучилась на медсестру и всю жизнь трудится на одном месте. Идите
к ней, здесь рядом, буквально через дорогу.
Я двинулась на поиски Красновой. Интересно,
почему мне пришло в голову, что смерть Катюши связана с квартирой Павловских?
Вдруг корни истории надо искать в прошлом погибшей женщины? Во всяком случае,
такую версию не следовало сбрасывать со счетов.
Екатерина Михайловна сидела в кабинете и
самозабвенно читала газету “Криминальная хроника”. Женщина выглядела моложаво:
аккуратная фигура, короткие каштановые волосы, легкий макияж.
Интересно, сколько ей лет? И, вероятно, любит
детективные истории.
Медсестра приветливо закивала головой.
– Это вы хотите узнать о Катюше? Мне
Евдокия Семеновна звонила. Неужели правда, что ее убили? Какая жалость!
В глазах женщины горел неподдельный интерес,
но сожаления в ее взгляде я не увидела, только любопытство. Ее даже не пришлось
спрашивать, сведения так и посыпались горохом.
В 1959 году Екатерине Михайловне только-только
исполнилось двадцать. Девушка училась в медицинском училище и подрабатывала
нянечкой. День 16 марта запомнился молоденькой техничке на всю жизнь. Коробку
увидела сразу, как только открыла калитку. Сначала подумала, что кто-то
подсунул котят.
– Чуть не умерла, сняв крышку, – делилась
воспоминаниями Краснова, – только приподняла картонку, а младенец как
заверещит! Ужас! Такая хорошенькая, здоровенькая, из богатой семьи.
– Почему решили, что мать состоятельная?
– Ну, – замялась медсестра, – коробка
из-под магнитофона…
– Вы сразу поняли, что это упаковка от
дорогостоящего прибора? Владеете немецким и прочитали надписи?
– Нет, – покраснела Краснова, – потом
милиционеры сказали.
– Тогда что навело на мысль о
благополучии роженицы? – вцепилась я мертвой хваткой в свидетельницу. Ох, чует
мое сердце – тетка что-то скрывает!
– Полотенчико новое совсем, кто же такое
выбросит! – вяло отбивалась медсестра, явно жалея о своей оговорке. Но я решила
не отступать.
– Прямо так сразу и заметили качество
полотенца? Не разворачивая?
Краснова замолчала, кусая губы. Видно было,
что медсестра не хочет говорить дальше.
– Екатерина Михайловна, я всего лишь
адвокат, который пытается установить истину. Разговор с вами ведем с глазу на
глаз, никто ничего не узнает. Но мне кажется, что вы скрываете информацию. Не
хотите рассказывать – не надо. Сейчас поеду на службу, свяжусь с коллегами из
уголовного розыска, которые занимаются делом Виноградовой. Тогда придется
давать показания официально, с оформлением протокола. Это неприятно, тем более
если есть что скрывать. И еще – тем, кто помогает следствию, выдают денежную
премию.
Я достала из кошелька сто долларов и положила
на стол. В глазах собеседницы отразилось колебание. Она поглядела на приятную
бумажку и решилась.
– Все так давно происходило, меня не
должны наказывать!
– Конечно, за сорок лет истекли все сроки
давности, наказания не будет.
– Ладно, – вздохнула Краснова и принялась
каяться.
В восемь утра в Доме малютки работала только
одна дежурная санитарка. Врачи и воспитатели приходили к половине девятого.
Девушка втащила находку в кабинет и распеленала младенца. На шейке ребенка
болталась красивая необычная золотая цепочка с крестиком. А в коробке лежал
конверт с деньгами. Екатерина Михайловна пересчитала купюры – ровно тысяча.
Огромная для 1959 года сумма. Зарплата санитарки в то время составляла 50
рублей в месяц. Девушка дрогнула и забрала конверт с цепочкой.
Я возмутилась:
– Оставили бы хоть крестик, по нему,
возможно, могли бы отыскать мать!
Екатерина Михайловна вздохнула.
– А зачем ее искать? Сама решила от
младенца избавиться. А на цепочке никаких знаков, смотрите.
Краснова сняла с шеи тоненькую золотую
ниточку. Действительно, оригинальное плетение, крестик маленький, на оборотной
стороне буква В и дата – 1934 год. Я сжала улику в кулаке, расстегнула у себя
на шее красивую золотую цепочку с кулоном и предложила:
– Давайте поменяемся. Глядите – моя толще
вашей и длинней, вот проба.
Медсестра ловко схватила украшение и сунула в
карман. Больше она не сообщила ничего интересного и страшно обрадовалась моему
уходу.
Жара стояла немыслимая. Небо затянули серые
облака, но дождь никак не начинался. Асфальт плавился под ногами, от шоссе
поднимался бензиновый смрад. Хотелось пить. Я тихо побрела к ближайшим ларькам.
Может, позвонить Павловским? Небось пейджер переполнился сообщениями!
– Деточка, – укоризненно сказала
Виолетта, – вызываю, вызываю, и все без ответа! Куда подевались?
– Простите, сидела в библиотеке, а там
велят пейджер выключать.
– В такую жару и работаете! – восхитилась
профессорша. – Впрочем, Альберт Владимирович тоже за столом и ждет вас.
Шлепая пятками о скользкие босоножки, я
поползла искать такси.
– Милочка, – заявила Виолетта, увидав мое
красное и потное лицо, – сбегайте в магазинчик, купите минеральную воду.
Предпочтительно “Веру”, без газа. Ее такими упаковками продают, по восемь
бутылок.
