– И не говорите, – начала Антонина
Максимовна. Но тут раздался легкий скрип, и в тесную гостиную вдвинулись две
огромные московские сторожевые. На спине одной восседала сопливая девчонка лет
трех. Другая собака держала в зубах, словно щенка, существо в памперсах. Я
испугалась.
– Боже, она сейчас искусает ребенка!
– Никогда, – твердо сообщила бабушка, –
Рекс абсолютно безобиден. Видите, держит за маечку.
В этот самый момент кобель разинул пасть, и
младенец с громким стуком плюхнулся на пол, но не заревел.
Очевидно, подобный способ передвижения был ему
не в новинку. Собаки, шумно вздохнув, легли на пол, полностью закрыв свободное пространство.
– Сегодня не так жарко, как вчера, –
констатировала Антонина Максимовна, – пойдемте чайку глотнем. Знаете, любому
гостю рада. Сижу целыми днями одна с детьми, поговорить не с кем.
Переступив через собак, мы двинулись в кухню.
Там обнаружился мальчик, самозабвенно выковыривающий из кастрюльки куски
холодной каши. На столе теснились грязные тарелки с недоеденной картошкой и
чашки с недопитым чаем.
Хозяйка сгребла остатки на одно блюдо,
поставила его у мойки и крикнула:
– Чанг, Рекс!
Собачищи пригалопировали на зов и, отталкивая
друг друга задами, принялись жрать картошку. Откуда ни возьмись появилась
беременная кошка и плюхнулась на стол прямо передо мной.
– Тяжело, наверное, с таким хозяйством в
маленькой квартире, – посочувствовала я.
– Ой, – махнула рукой Рогова, – одуреть
можно. Ведь две комнаты всего.
– Зачем же столько детей?
– И я так думаю, только зять верующий,
аборты делать не разрешил.
Да, судя по количеству отпрысков, зятек не
очень соблюдает посты.
– Вам бы площадь побольше…
– Конечно, знаете, даже начала обмен
искать. И квартиру смотреть ходила чудесную. Целых четыре комнаты в тихом
районе, а проживает в них только одна женщина. Да не сговорились.
– Что так?
– Денег у нас нет. Зато у зятя дом в
деревне шикарный – два этажа. Правда, продать не можем, там бабка прописана.
Думали найти приличных людей, оформить на них дарственную и поменяться
квартирами. Бабка на ладан дышит, не сегодня-завтра помрет, выгодное дело.
Только этой Пановой деньги требовались. Дача ей ни к чему. Вот уж странная
женщина.
– Почему?
– Алкоголичка. Я сразу поняла, как вошла.
Квартира хорошая, но запущенная. И потом, представляете, сидим с ней
разговариваем. Вдруг Виктория хватает трубку, набирает номер и буквально орет:
“Думали меня со свету сжить! Не вышло! Лучше вашего живу, не нуждаюсь и на
работу сейчас устроилась. Взяли старшим экономистом, зарплата пять тысяч. Вот
сейчас начальнику слово дам…”
Панова сунула ничего не понимающей Антонине
Максимовне телефон и зашептала:
– Скажи, скажи, что ты директриса и
берешь меня в отдел.
Растерявшаяся Рогова взяла трубку и
промямлила:
– Я, это, начальница. Принимаю Панову.
– Чудесно, милочка, – ответил приятный
женский голос, – только имейте в виду, что Вика законченная алкоголичка и
доверять ей нельзя. Кстати, как называется ваша контора?
Антонина Максимовна не нашлась что ответить,
но Вика выхватила аппарат и завопила:
– Не надейся, не скажут название. Пусть
драгоценный Алик поднимет академическую жопу и поищет, где я работаю.
С этими словами Виктория шлепнула трубку и
удовлетворенно сказала:
– Ну, все. Теперь спать перестанут,
аппетит потеряют, начнут разыскивать, куда пристроилась. Вот умора!
Разыгранная сцена напугала Рогову. Панова
выглядела абсолютно сумасшедшей. Красные, воспаленные глаза, бледные, до синевы
опухшие щеки, речь бессвязная, торопливая. К тому же странная женщина
опрокинула в себя стакан какого-то пойла и принялась дымить. Антонина
Максимовна поспешила откланяться.
– Ну ее в баню, – пояснила она мне, –
свяжешься с такой, поменяешься, а ей в голову моча ударит. Еще судиться начнет.
– Мама, – раздался из прихожей робкий
голос, почти шелест.
– Петюша пришел, – обрадовалась
собеседница. В кухню вполз мелкий, рахитичный мужичонка с намечающейся лысиной.
На нем гроздьями висели дети и кошки.
– У нас гости? – робко полуспросил
вошедший.
– Да нет, – отмахнулась теща, – из
поликлиники заглянули.
Поняв, что больше не интересую хозяйку, я,
переступая через детей, собак и кошек, двинулась на выход.
По дороге домой, тихо подремывая в такси,
размышляла. Живут же люди! Сама люблю детей и животных, но у Роговых явный
перебор. И где они помещаются ночью? Скорей всего бабуля спит в ванной.
Остановив из конспирации такси на площади, я
потопала к дому и налетела на Аркадия. Сын покупал в ларьке сигареты. Вот уж не
повезло! Но вопреки ожиданиям, Кеша не начал ругаться.
– Ладно уж, – пробормотал “Перри Мейсон”,
– все равно дома тебя не удержать. Только машину не бери. Женька звонил и
пугал, если руль крутить – шов разойдется.
Полная негодования, я внеслась в дом и
позволила приятелю. – Ты зачем рассказываешь Кешке глупости?
– Мое дело предостеречь, – ответил
эксперт.
– Ну погоди, будет еще на моей улице
праздник, попросишь у меня совета, собачник фигов. Мне придется ездить на такси,
ну какой противный у тебя язык.
– Чья бы корова мычала, – вздохнул
Женюрка. – Зачем наговорила глупостей соседям?
Выяснилось, что Лиля, Женькина супруга,
попросила муженька заехать на рынок. Тот покорно зарулил в мясные ряды и купил
для собак печенку. Лилька не разрешает курить в квартире. Поэтому усталый
Евгений сел на лавочку возле подъезда. Болтавшие о чем-то старушки разом
замолчали и уставились на пакет. Потом одна довольно строго спросила:
– Что у вас там, Евгений Степанович?
– Печенку собачкам несу, – спокойно
ответил приятель.
– Безобразие, – возмутилась бабулька, –
просто противно рядом с вами сидеть!
Ничего не понимающий эксперт уставился на
грозных соседок. Но тут на беду Лилька вывела йоркшириц на прогулку. Лиззи и
Карлотта принялись носиться по двору. Внезапно одна из бабок заметила, что ее
внучок гладит собачку.
– Отойди немедленно, – заорала старуха, –
они их человечиной кормят!
