Странно, что при такой патологической
чадолюбивости она совершенно не интересуется, где находится внучка. Женщина
опять впала в полубезумное состояние. Она вцепилась пальцами в довольно
аккуратно причесанные волосы и стала дергать пряди. Глаза начали стекленеть.
Этак она себя до обморока доведет. Стало ясно, что сама по себе крикунья не
остановится, следовало принять меры.
Налив стакан холодной воды, я подошла к
бесноватой и опустошила емкость ей на темечко. Психопатка взвизгнула:
– С ума сошла? Я же простужусь!
– При такой жаре? Пойдите в ванную
умойтесь, а мне пора.
– Погоди, погоди, – засуетилась женщина,
-
Не уходи, у меня сердце разболелось, вдруг
приступ случится!
Я понимающе вздохнула. Знаю, жила с такой
рядом.
Мама моего второго мужа, Наталья Михайлова на,
первое время просто ставила в тупик частой сменой настроения. Вот она встала,
попила кофе и в лучезарном расположении духа отправилась гулять. Через час
возвращается чернее тучи, цедит слова сквозь зубы и сообщает: “Никто в доме
меня не ценит, все вы неблагодарные”
Начинается крик, в голову невестке летят самые
невероятные обвинения. Однажды поставили в вину, что украла дневник, который
Наталья Михайловна самозабвенно вела на протяжении всей своей жизни. До вечера
со мной не разговаривали, а орали, объясняя, что воры сидят в тюрьме. После
ужина заповедная тетрадь нашлась, свекровь уронила ее за кровать. В следующий
раз пропал кошелек, и сцена повторилась. Нечего и говорить, что портмоне
благополучно обнаружилось в кармане пальто. Здесь бы извиниться! Не тут-то
было.
– Это ты переложила его, – заявила
свекровь, гордо удалясь на улицу.
Каплей, переполнившей чашу терпения, стала
отвратительная сцена, разыгравшаяся как раз под Новый год. Маленький Аркадий
ухитрился, катаясь на горке, сломать руку. Мне позвонили на работу, и прямо из
аудитории я помчалась в больницу, где просидела до отбоя. Домой соответственно
явилась после десяти вечера. В темном коридоре на стуле восседала Наталья
Михайловна.
– Где ты шляешься? – накинулась свекровь.
– Я умираю с голоду!
– Почему? – непочтительно изумилась я. –
В холодильнике готовый обед.
– По-твоему, старая и больная
женщина-инвалид должна сама сумки таскать? – не к месту завопила любимая мама.
Меня она не слушала, выдавала давно
подготовленный текст.
– Аркаша руку сломал, – робко попробовала
я прервать поток обвинений.
– А хоть бы и шею, – заявила бабуля, – в
первую очередь ты обязана думать обо мне, женщине, родившей и воспитавшей
твоего мужа, а уж потом о ребенке, отец которого, кстати, не дает на его
воспитание ни копейки. Между прочим, живете вы здесь, в этой чудесной квартире,
бесплатно! Хотя у самих есть жилплощадь на выселках!
На следующее утро я съехала в свои двухкомнатные
хоромы в Медведково. Свекровь звонила месяца три, устраивая разборки. Потом
Максим снова женился. У Натальи Михайловны появился другой объект – Люська.
Кстати, ей всегда ставилась в пример предыдущая жена. “Даша, – шипела свекровь,
– чудно готовила, великолепно убирала, работала, уважала меня и никогда не
делала долгов”. Представляете, как Люська меня любила!..
Ну да бог с этим, интересно другое. Каждый
раз, устроив истерику, свекровушка впадала в какое-то полутрансовое состояние.
Становилась на непродолжительное время мила, ласкова и… патологически болтлива.
На нее нападали припадки ненужной откровенности. Радостно улыбаясь, Наталья
Михайловна выкладывала такие факты, которые можно рассказать только в
алкогольном бреду. Да и ее состояние после скандала больше всего походило
именно на опьянение. Потом, спустя много лет, один хороший психотерапевт
объяснил, что психопаты затевают истерики именно ради этого эйфорического
состояния. Каждый добивается удовольствия по-своему. Один напивается, другой
скандалит.
Скорей всего Ксюшина мать из этого легиона.
Сейчас вернется умиротворенная из ванной и начнет откровенничать.
– Кто бы знал, – воскликнула женщина,
появившись на пороге, – сколько мне пришлось пережить! Кстати, не представилась
– Лидия Борисовна, Вам даже трудно вообразить, как много страданий выпало на
мою долю.
Я сочувственно вздохнула и пододвинула ей
остывший кофе с мусором. Ну, началось, сейчас все выложит. Изо всех сил
постараюсь, чтобы источник не иссяк. Ведь узнала же Катюша что-то про эту семейку.
Недаром в разных ситуациях припоминала их фамилию.
– Жизнь – жестокая штука, – философски
продолжала Лидия Борисовна, – одним мясо, другим – кости.
Передо мной стала разворачиваться семейная
история. Отец – Страшной Сергей Юрьевич всю жизнь проработал водителем
мусоровоза. Платили шоферу всегда хорошо. К тому же на свалке регулярно
обнаруживались замечательные вещи. Можно сказать, что их квартира была
обставлена исключительно с помойки. И столы, и кухонные шкафы, и кровати – все
притащил в дом рачительный шофер. Вещи, правда, не очень хорошо подходили друг
к другу. В кухне, например, мирно соседствовали сушка, отделанная пластиком, и
полки из натуральной сосновой доски. Но Сергею Юрьевичу было глубоко наплевать
на красоту, мужик самозабвенно собирал деньги на собственную машину. Жадность
его была просто патологической. Расходы на хозяйство учитывались до копейки,
лишний пакет молока, купленный Лидой, доводил скопидома до бешенства.
Жили супруги в двухкомнатной тесной
“распашонке” вместе с матерью Сергея, женщиной, очень рано, лет в пятьдесят,
впавшей в совершенный маразм. Потом пошли дети.
Первой родилась Ангелина. Уже к трем годам
стало ясно, что девочка растет необыкновенной красавицей. Прохожие оглядывались
на улице, увидав огромные фиалковые глаза и ворох белокурых кудрей крошки. В
первых классах школы выяснилось, что девочка к тому же и умница. За все годы
учебы в дневнике ни разу не появились тройки. Как у жука и жабы могла родиться
такая фея?!
