Внезапно Виолетта уронила голову на стол и
принялась хохотать. Я оторопела. Пожилая женщина просто закатывалась в
приступах безудержного смеха. Лицо ее раскраснелось, краснота спустилась на
шею. Из глаз потекли слезы. Павловская цеплялась руками за столешницу. Слезы
бежали по щекам, тело сотрясали конвульсии, изо рта несся хриплый хохот. Пары
секунд хватило, чтобы понять, что с ней случился самый настоящий истерический
припадок. Я подала воды. Виолетта Сергеевна попыталась трясущейся рукой
ухватить стакан и пролаяла отрывистым голосом:
– В холодильнике, лекарство… Я распахнула
дверцу и обнаружила на полке коробочку со знакомым препаратом дигоксином.
– Одну таблетку, – сипела Виолетта, –
быстрей.
Руки ее не слушались, и мне пришлось запихнуть
таблетку прямо в рот припадочной. Профессорша слегка успокоилась, но
серо-желтый цвет лица показывал, что ей плохо. Еще умрет тут у меня на глазах!
– Надо вызвать “Скорую помощь”!
– Нет, нет, – покачала головой старуха, –
лучше доведите до спальни.
Я подхватила царственное тело под мышки и
потянула в комнату. Виолетта выше меня ростом, грузная, в коридоре произошло
неизбежное. Она как-то выскользнула у меня из рук и упала на пол. Испугавшись,
я наклонилась и обнаружила, что дама в обмороке. Господи, что же делать? Нечего
и думать поднять ее в одиночку, мои пятьдесят килограммов не справятся с
центнером живого веса.
Оставив старуху лежать в коридоре, я кинулась
к телефону и вызвала “неотложку”. Потом подсунула несчастной под голову подушку
и бросилась искать записную книжку. Та преспокойненько лежала на холодильнике.
Так, кому позвонить? Жанне Соковой! Я принялась листать странички и под записъю
Страшной Сергей Юрьевич нашла Жанну.
Женщина ойкнула и пообещала прибежать. Я села
возле Виолетты и взяла ее за руку. Старуха не вызывала никаких светлых чувств,
но ведь не может же она умереть вот так внезапно, валяясь в коридоре, словно
бездомная собака!
Нет, к такой даме смерть должна приходить на
кровати с великолепным бельем и кружевной наволочкой. Вокруг должны почтительно
стоять родственники и знакомые, сдерживающие рыдания. Внезапно умирающая
приоткрыла глаза и уставилась на меня мутноватым взором.
– Где я?
– Все хорошо, дома, на полу, сейчас
приедет врач.
– Не надо доктора, шума не хочется, –
прошептала профессорша словно под наркозом, – унеси это, Фиса, куда-нибудь,
быстренько…
И она снова закрыла глаза. Тут прозвенел
звонок, пришли одновременно врач, фельдшер и Жанна. Через полчаса, напичканная
лекарствами, Виолетта мирно почивала в спальне. Доктор устроился на кухне и
принялся заполнять бумаги.
– Как все случилось?
– Не понимаю, почему ей стало плохо.
Сначала разговаривали о прачечной, потом о какой-то ерунде…
– Похоже, что больная перенесла тяжелый
стресс, который спровоцировал приступ, – вздохнул врач.
Мы с Жанной переглянулись. Доктор продолжал
строчить какие-то листки. Потом, велев вызвать районного терапевта, ушел.
– Что ее взволновало? – спросила Жанна.
– Не знаю.
– Никто не звонил?
– Нет. Вы останетесь с ней? Тогда пойду,
очень устала.
– Конечно, – сказала Жанна, – тоже небось
перенервничали, легко ли такое увидеть!
Я вышла на лестничную клетку и сладострастно
закурила. Извини, Жанна, ты очень милая женщина, но пришлось тебя обмануть. Я
знаю, что так выбило из колеи старуху, и понимаю, как и о чем следует говорить
с Анфисой!
Глава 25
На следующий день решила потребовать ключи от
“Вольво”. Ну сколько можно передвигаться по городу в наемных тачках! К тому же
в большинстве из них грязно и плохо пахнет.
Аркадий только вздохнул, услышав аргументы, и,
протягивая мне брелок, сказал:
– Дал же бог мамулю! У других матери как
матери. Сидят дома, смотрят сериалы, вяжут внукам кофточки да пироги пекут. А
ты? Нацепила джинсы, футболочку придурочную и бегаешь весь день, задрав хвост.
Семья страдает!
Я онемела. Что это с ним? Никогда не сидела
дома. Вяжу очень плохо – вечно путаю петли да еще ворочаю спицами крайне
медленно. Внуки могут рассчитывать на небольшой шарфик года эдак через три
после начала процесса его создания. А насчет пирогов! Пусть скажет спасибо, что
я не пеку кулебяки, иначе им с Зайкой пришлось бы их есть, а моя стряпня не
всегда хороша. Если быть честной, . то в большинстве случаев ужасна. И о чьих
страданиях идет речь? Маруси никогда нет дома, Ольга в институте…
– У тебя что, простой в работе, нет
клиентов?
Кеша поморщился.
– Ну не совсем. Сейчас дежурю в
консультации на приеме посетителей.
Ой, бедолага. Что-то у него никак не
получается заполучить настоящее дело. Значит, объясняет гражданам их права в
консультации. То-то про мать вспомнил!
Оставив сына сердиться в столовой, я пошла в
гараж. Все-таки приятно ездить самой за рулем. Вот и Зайке тоже нравится. Хотя
первое время водила невестка ужасно. Права она получила в апреле, а третьего
мая въехала на перекрестке в “Жигули”. Слава богу, пострадали только машины, и
мы отделались небольшой суммой. Но уже через две недели она попала в крайне
неприятную ситуацию. Бабушка ее подруги, милейшая девяностодвухлетняя дама,
собралась к врачу. Зайка предложила довезти старушку. Инну Макаровну
благополучно усадили на заднее сиденье, и Ольга понеслась по Ленинградскому
шоссе. На светофоре она весьма неловко влезла между новеньким джипом и “Окой”.
Правым крылом Зайка слегка задела джип – ерундовая царапина. Но из кожаных
глубин тачки вышли два мужика весьма характерного вида.
– Слышь, бикса, – процедил один, –
покраска моего крыла стоит десять тысяч баксов.
– Интересно, где у тебя крылья? –
поинтересовалась Зайка. – Вроде не ангел.
Первый мужик ухмыльнулся, второй стукнул
монтировкой по фарам Ольгиного “Фольксвагена”.
– Завтра чтоб деньги принесла, а сейчас
давай паспорт! – пролаял бандит.
Перепуганная Зайка полезла в машину.
– Деточка, – прошептала с заднего сиденья
Инна Марковна, – дай им мой паспорт,
Братки взяли бордовую книжечку и отвалили.
Неделю стояла тишина. Потом на квартиру к Инне Марковне приехали два парня.
– Слышь, бабка, – сказал один, – должок
здесь за Петровой Инкой, где она?
– Я вас слушаю, – гордо сказала старушка,
– только долгов не делала.
