– И чего там смотреть? – завелся
братец. – Одни развалины. Да я лучше любого экскурсовода расскажу об этих
церквях.
И он трубно засмеялся. Мы с Наташкой
переглянулись. Не существовало области, в которой Лева не был бы, по его
словам, знатоком.
– И я не хочу ехать, определенно
укачает, – вставила подошедшая Соня.
– Ну расскажи, расскажи, как блюешь в
машине, – рассердился Левка.
Я в который раз удивилась Сонькиному
долготерпению.
– Все-таки очень хочется посмотреть на
Суздаль, – гнула свое Катя.
– Ой, да замолчи, сказал, не
поеду, – взорвался старший брат.
– Никак не пойму, о чем спорите, –
поинтересовалась Оля, – пусть Гена и Катя едут, а Лева с Соней остаются в
Москве. Совсем не обязательно везде вместе бегать.
Такую замечательную мысль встретили с
восторгом, и Катька побежала одеваться. Минут через пять она смущенно зашла ко
мне в комнату.
– Дашенька, не одолжишь колготки? Стала
одеваться и зацепила.
Я с радостью вынула из шкафа новую пару, и
Катюша тут же принялась ее натягивать. Она подняла юбку, и я увидела на животе
длинный шрам.
– Катька! Что это у тебя на брюшке?
Женщина замялась, потом проговорила:
– Представляешь, года два тому назад
обнаружили миому. Конечно, опухоль доброкачественная, но все равно сделали
полостную операцию, выпотрошили, как курицу. Потом пришлось почти год
восстанавливаться. Шрам, конечно, остался, приходится на пляж надевать только
закрытый купальник.
– Болит?
– Нет, просто некрасиво выглядит, ну и,
конечно, тут же климакс начался – приливы и все остальное. Но сейчас все давно
позади.
И она одернула вельветовую юбку.
В доме временно наступила тишина. Наташка
вместе с одной частью Арцеуловых уехала в бюро путешествий. Старший брат с
женой двинулись в ГУМ. Аркашка работал, Маня готовила доклад в Ветеринарной
академии, Оля и Ленка гуляли с близнецами. Как хорошо дома одной! Тихо.
Наслаждаясь покоем, я растянулась на диване, в руках – любимый роман Агаты
Кристи, на столике сигаретка и чашка кофе. Прибежали собаки. Банди тут же
вспрыгнул на диван, я погладила его крепкую шелковую спинку и почувствовала,
как слипаются глаза. Сладкий сон закрыл веки. Но тут пришла Клеопатра.
Сначала кошка старательно топталась у меня на
животе. Потом принялась тереться мордочкой о подбородок. Увидев, что хозяйка
продолжает дремать, Клепа прижала холодный мокрый нос к моему уху. Вибриссы
ужасно щекотали лицо. Кошка упорно вертела носом. Затем, понимая, что хозяйка
не встает, она вытянула лапу, поставила ее мне на лицо и слегка выпустила
когти. Клеопатра была целеустремленной и всегда добивалась своего. Сейчас она
желала «Вискас».
Я приняла вертикальное положение и посмотрела
на мучительницу.
– Ну и свинья ты, Клепа, придется
вставать кормить.
Тут затрещал домофон. Да, отдохнуть не
удастся. Это приехала с очередным заданием по французскому Ева. Девочка
выглядела оживленной и счастливой.
– Вилли и Дилли просто прелесть. Целый
день едят, потом спят так смешно на спине, растопырив лапки. Такие хорошенькие.
– Мама не очень ругается?
Ева захихикала.
– А ее нет.
– Как нет?
– Папа утром отвез маму в клинику нервных
болезней, говорит, что у нее невроз и его следует лечить. К тому же для Юры
позвали няню. Ой, они так ругались, когда от вас приехали, – поведал
бесхитростный ребенок, – орали на всю квартиру. Правда, папа только шипел,
ну а мама просто визжала, а потом плакать стала!
То, что Резниченко оказалась в больнице,
казалось, радовало дочь.
– Надо съездить навестить ее, знаешь
адрес?
– Адреса не знаю, но помню название.
Мы сделали задание, попытались разобраться в
глаголах. Ева прилежно старалась вникнуть в тайны спряжений, когда телефонный
звонок оторвал нас от работы. Пожилой женский голос попросил Еву. Девочка
схватила трубку и сказала:
– Прости, Серафима Ивановна, задержалась.
Не волнуйся, сейчас поеду домой.
– Кто это? – удивилась я. –
Вроде ты никому не хотела рассказывать о занятиях.
– Серафима Ивановна, няня. Она безумно
старая, еще папу нянчила. А теперь, когда мама в больнице, отец пригласил ее
приглядеть за Юрой. Серафима Ивановна уже больше не работает, но папу обожает,
поэтому и согласилась. Жить у нас она отказывается, ездит к себе в Ясенево. Это
далеко, вот я и должна пораньше приехать домой, чтобы отпустить Серафиму
Ивановну. Юра такой капризный, ни за что не останется с Людой, будет орать как
заведенный. Да вы не волнуйтесь, няне можно доверить любой секрет. К тому же
она терпеть не может маму и ничего ей не расскажет.
На следующее утро, купив красивую орхидею, я
отправилась навестить Нелли. Многое в ее поведении казалось странным.
Конечно, фотография не из самых красивых, но и
не ужасна. Лицо девушки вполне узнаваемо, и оно не обезображено. Что же так
напугало Резниченко, из-за чего женщина лишилась рассудка? И потом, явная злоба
по отношению к Еве, по-моему, мать просто бьет ребенка. Интересно, догадывается
об этом Владимир?
Клиника располагалась в тихом уголке. Большой
парк со старыми деревьями, которые летом, наверное, полностью укрывали здание
от любопытных взглядов. Но сейчас, зимой, трехэтажный дом был виден как на
ладони. Почти все окна второго и третьего этажей забраны решетками, в воротах
стояли два охранника. Они долго придирчиво расспрашивали о цели визита, один
связался с лечащим врачом.
«Ну и порядки, – подумалось мне, –
как в тюрьме».
Наконец разрешение было получено, ворота
распахнулись, и я въехала во двор.
В холле тихо сидело несколько человек, скорее
всего родственники. Я подошла к справочному окошку.
– Где найти Нелли Резниченко?
– По какому вопросу? – прокаркал
тучный лысый мужчина.
Ничего себе заявление для больницы!
– Хочу навестить, передать цветы.
– Не положено, только родственникам.
– Я ее сестра.
– Фамилия, имя, год рождения?
Боже мой, где-то я уже слышала подобные
вопросы!
– Дарья Васильева.
Бдительный страж подал пропуск, не забыв
отметить время входа: 12.10.
