В гостиной все завертелось колесом. Работу
нашли каждому члену семьи. Зайка и Кешка приволокли с кухни любимое
вольтеровское кресло кухарки, Наташка набросила на него золотистую парчовую
накидку, служившую занавесом во время домашних спектаклей.
На этот своеобразный трон персидской царевны
усадили Маню в платье, обтягивающем ее, как перчатка. Русые волосы девочки
Казик завязал синей лентой. Справа и слева от Мани, словно сфинксы, застыли
Снап и Банди. Ротвейлер в жемчужном ожерелье, пит – с серебряной цепочкой и
круглым медальоном. На спинке кресла возлежали кошки в гранатовых бусах. На
руках Машка держала Жюли с изумрудной подвеской в челке. У ног девочки Новицкий
хотел положить мопса.
Но здесь вышла заминка. Портретист никак не
мог подобрать достойное украшение для Хучика. В гостиную приволокли весь наш
золотой запас. Больше всего Федору Ивановичу подходила крупная сапфировая
брошь. Но мы не могли сообразить, как прикрепить ее на жирненькую грудку
мопсика. В конце концов ему повязали на шею белую ленту и прицепили на нее
выбранное украшение. Портретная композиция впечатляла диким великолепием.
– Апофигей, – прошептал Аркадий,
глядя, как Новицкий добивается от Маруси нужного поворота головы.
Наконец необходимый ракурс нашелся, и из
большой сумки появился профессиональный фотоаппарат со вспышкой.
Казик умело защелкал кнопками. Сделав штук
пятнадцать кадров, он удовлетворенно хмыкнул и велел всем разоблачаться.
– Я больше не нужна вам? –
разочарованно протянула Маня, приготовившаяся и дальше изображать принцессу.
Художник, улыбнувшись, подошел к ней.
– Дорогая, вы нам всегда будете нужны.
И он поднес к губам ее не очень чистую руку с
обломанными ноготками. Маня, которой впервые поцеловали руку, как взрослой,
моментально стала цвета борща. Ева не сдержала завистливого вздоха.
– Приятно видеть картину безоблачного
семейного уюта, – проговорил неожиданно вошедший в гостиную Левка.
Складывавший сумку Казик напрягся. Левка
заметил медленно краснеющую шею художника и успокаивающе сказал:
– Да не стану я бросаться предметами, мы
же интеллигентные люди, к тому же почти родственники, – и он улыбнулся с
видом довольной гиены.
Тактичная Маруся ухватила Еву за руку и
поволокла девочку к себе. Зайка беззвучно испарилась, Аркашка боком выскочил из
комнаты, Наталье понадобилось срочно отдать какие-то распоряжения кухарке.
Казик быстро собрался и унесся домой. В гостиной остались двое – я и Левка.
Старший Арцеулов выглядел довольным, даже
счастливым.
– Послезавтра покидаю Москву и улетаю в
Ялту.
Мысленно я вздохнула. Слава богу, значит,
Казик сможет запросто к нам заглядывать. Но любопытство всегда вело меня по
жизни, и на этот раз я не удержалась:
– Левушка, а что будешь делать с
деньгами, вырученными за Соньку?
Мужчина оживился.
– Перевел сумму на карточку. В Ялте куплю
однокомнатную квартиру в престижном районе и…
– Уедешь туда жить?
– Оставить родительские пятикомнатные
хоромы Генке и Катьке? Нет уж, я с дерева головой об асфальт не падал.
Квартирку буду сдавать. Знаешь, сколько сейчас в Ялте платят за приличное
жилье?
Я кивнула.
– А на вырученные денежки, –
продолжал мечтать Левка, – стану жить красиво. Больше никакого
репетиторства, никаких глупых детей и капризных родителей, желающих за свои
паршивые десять долларов выпить из жил бедного преподавателя всю кровь. Нет уж,
баста, хватит! Отчитал четыре часа в неделю – и домой. Возьмусь переводить
что-нибудь для издательства. Красота! Вот только думаю, не продешевил ли с
деньгами? Может, следовало мадам сначала взвесить, а потом продать, назначив
сумму за килограмм, как за барана!
И он оглушительно заржал, обнажив не слишком
белые зубы, похожие на клыки старой собаки. Мне стало противно, пришлось подойти
к окну, чтобы не видеть веселящегося Левку.
Тут в комнату с топотом ворвалась Маня.
– Мамусечка, – заорала дочь с
порога, – ты видела Евин глаз?!
Бог мой, совсем забыла про бедного ребенка.
– Как она посмела, – вопила
Маруся, – как могла? Евка обязана подать в суд. Существует, в конце
концов, Декларация прав ребенка, или как она там еще называется. Пойду у Кешки
узнаю. Пусть представляет Евкины интересы. Мамусечка, как думаешь, он попросит
у меня гонорар за консультацию?
– Мне кажется, если, въезжая на
мотороллере в гараж, ты не будешь каждый раз врезаться в его «Вольво», этого
уже хватит. Пообещай. Думаю, адвокат удовлетворится.
Манька повернулась на каблуках и понеслась к
брату, я же схватилась за телефон.
Трубка пищала и пищала, давая понять, что дома
никого нет, но я была упорной и примерно после тридцатого гудка услышала
хриплое «алло».
– Нелли, это Даша, мне нужно срочно с
вами встретиться.
– Но не сейчас же, – произнесла
женщина сонным голосом, – кто же ходит в гости в семь утра.
– Сейчас девятнадцать часов вечера.
Нелли замолчала. В трубке послышался истошный
детский визг, потом короткие гудки. Велев Машке никуда не отпускать Еву и
приказав Ирке приготовить для нее комнату, я влезла в «Пежо» и понеслась на
улицу Усиевича.
Я упорно звонила, но дверь никто не открывал.
Палец заболел от долгого нажатия на кнопку. Минут через десять я принялась
колотить дверь ногой, оставляя на полировке царапины. Наконец в замочной
скважине что-то зашуршало, и дверь приоткрылась. Я распахнула ее пошире и сбила
с ног глупо улыбающуюся Нелли. Женщина плюхнулась посреди холла на задницу.
Халат распахнут, волосы торчат, как у ежа на свадьбе. Из глубин квартиры несся
отчаянный детский плач, похожий на хрип.
Переступив через упавшую бабу, я двинулась на
поиски мальчика. Юра обнаружился сидящим на кухонном полу. Его хорошенькая
голубенькая пижамка с веселым Микки-Маусом промокла насквозь и пахла
соответственно. Памперс – отличная вещь, но если писать и какать в него целый
день, в конце концов все начинает просачиваться наружу, весь дневной запас.
Это, очевидно, и произошло с бедным малышом, к тому же он явно хотел есть. Судя
по рассказу сестры, убежавшей из дома около двух, она не успела покормить
брата. А сейчас стрелка часов неумолимо подбиралась к восьми.
Увидев меня, мальчик разом замолчал. Я взяла
его и на вытянутых руках оттащила в ванную. Здесь я долго приводила его в
порядок: мыла, обсыпала красную попку тальком, надевала чистый комбинезончик.
Наконец Юра приобрел приличный вид. Теперь следовало накормить малыша.
