Мой рот невольно открылся. Конечно, Сонька
прекрасно выглядит, лет на тридцать пять, не больше. Но можно ли считать ее
невинной после двадцати лет брака с Левчиком? Однако Марту Игоревну не смущали
подобные мелочи.
– Вот еще Кокочку в надежные руки
пристрою, – размечталась она. – Вдруг удастся, как думаешь?
Я посмотрела на кислую физиономию младшей
дочери вдовы и вздохнула. По-моему, у Коки нет ни одного шанса.
После обильного праздничного ужина мы еле-еле
добрались до дома. Александр Михайлович плюхнулся в гостиной на диван и
моментально содрал галстук-бабочку.
– Больше ни за что не надену эту удавку.
– Ты прекрасно выглядел, посмотрим
завтра, как получишься на снимках.
– На каких снимках?
– Разве не заметил корреспондентов?
Свадьба Новицкого – лакомый кусочек для светской хроники. Бьюсь об заклад,
утром многие газеты опубликуют фото.
Но я ошиблась. Фотографии попали уже в
вечерние выпуски. Сообщили о бракосочетании и в выпуске новостей по московскому
каналу. Мы как раз включили телевизор.
– Одним завидным женихом стало сегодня
меньше в Москве, – бодро вещала хорошенькая репортерша отдела
искусства. – Известный портретист Казимир Новицкий сочетался браком с
никому не известной Софьей Арцеуловой, эмигранткой из Украины. Госпожа
Арцеулова старше своего жениха, и это для нее второй брак.
На экране возникла свадебная церемония. Камера
медленно показывала лица. Александр Михайлович схватился за голову.
– Завтра вся работа будет надо мной
потешаться. Я похож на престарелого бультерьера.
Наташка и Зайка захихикали, я осталась
спокойной. Посмотрим, старичок, как будет исходить смехом твоя контора, когда я
поймаю убийцу Нелли Резниченко.
На следующий день решила разыскать Розу Седых,
работавшую когда-то у Носорога. Седьмая больница – гигантское сооружение, целый
комплекс. Я пошла искать административный корпус. Двухэтажное здание, где
находился местный отдел кадров, стояло в отдалении от остальных помещений.
Молоденькая служащая, ведавшая компьютером с
картотекой медсестер, страшно растрогалась услышанной историей. Оказывается, у
Розы Седых были родственники в Америке, вполне состоятельные люди. Недавно они
скончались, оставив женщине большое наследство. Но, к сожалению, адресом Розы
завещатели не располагали, знали только, что племянница – медсестра в больнице
№ 7.
Инспекторша, горя желанием помочь, бодро
защелкала мышью, и я с изумлением узнала, что Роза Седых до сих пор работает в
гинекологическом отделении. Нашелся и домашний адрес.
Потратив минут пятнадцать на поиски нужного
отделения, я поднялась на седьмой этаж необъятного корпуса. На посту
раскладывала лекарства пожилая женщина с добрым лицом.
– Можно увидеть Розу Седых?
– Она уволилась несколько недель тому
назад.
– Как уволилась? В администрации ничего
не говорили про то, что Роза бросила работу.
Пожилая медсестра улыбнулась:
– Так у них теперь везде компьютеры. Пока
информацию загрузят, пока обработают. Раньше удобней было, придешь сама и
заявляешь служащим об отпуске, отметят в карточке, и гуляй. А сейчас с одного
компьютера на другой сведения передают и вечно половину теряют.
Решив не расстраиваться, я поехала к Розе
домой. Дорога казалась странно знакомой. Когда увидела дом, сразу вспомнила –
здесь на первом этаже жила найденная на свалке девушка. Роза Седых была ее
соседкой. Дверь открыл Никита, жених покойной Кристины. Он удивился:
– Вы? Опять у Алевтины были?
Я удивилась не меньше.
– Скажи, Никита, Роза Седых кем тебе
приходится?
– Мамой, а что?
– Можно с ней поговорить?
– Она на работе.
– Ты знаешь, что мама уволилась из
госпиталя?
– Конечно, она теперь служит няней у
Владимира Петровича Резниченко, он живет на улице Усиевича.
В моей голове что-то щелкнуло, из разных
кусочков сложилась целая картинка: красивая шатенка из книжного магазина, мать
Никиты, няня Юры – это все Роза Седых. Следовало думать, под каким предлогом
напроситься в гости к Владимиру, чтобы познакомиться с дамой поближе.
Дома я застала невероятное оживление. Маня
демонстрировала собравшимся новую работу. Большой темно-синий кувшин с
пронзительно желтыми нарциссами. Невероятной яркости букет стоит на столе,
покрытом скатертью в красно-белую клетку. За букетом на стене висят часы с
кукушкой – «ходики», как называла их бабушка. Чуть поодаль, на углу стола, спит
трехцветная кошка с несуразно короткими лапами и невероятно толстым хвостом.
При первом взгляде на произведение кажется, что его создал художник с дефектом
зрения – настолько искажены все пропорции. Даже кошка гляделась угловатой, что
вообще-то несвойственно этим тварям. Называлась композиция «Воспоминания о
лете».
– А где же тут лето? – спросил
практичный Аркадий.
– Трудно объяснить смысл картины
человеку, не понимающему живопись, – сообщила Маня. – Это кошка
вспоминает о лете, грезит о теплых солнечных деньках и питательных мышках.
Мы переглянулись.
– Это никому не понравится, – не
успокаивался Кеша, – и потом, что за дикое сочетание синего, желтого и
красного цветов?
Маня передернула плечами. Но, наверное,
Аркашка и правда плохо разбирался в живописи. Картина продалась через час после
того, как оказалась в галерее, и принесла Манюне три тысячи долларов.
Пока домашние обсуждали шедевр, я подобралась
поближе к Еве.
– Как дела, детка?
– Прекрасно.
Девочка и впрямь выглядела чудесно. С лица
исчезло затравленное выражение, щеки стали розовыми. Даже ходить ребенок стал
нормально, а не боком.
– Папа сказал, если я закончу год без
троек, он мне разрешит завести собачку, – радовалась Ева.
– Сейчас каковы успехи?
– Всего одна тройка, по алгебре.
– Молодец. Наверное, трудно пришлось?
Девочка засмеялась:
– Спасибо Марусе, она классно шпаргалки
пишет.
– А новая няня ладит с Юрой?
