– Гвозди вытащим, – бодро пообещал
прозаик, – но к дантисту идти придется.
Через пару минут повеселевший Александр
Михайлович радостно накинулся на тосты, масло и джем. Его взгляд упал на Жюли,
которая мирно спала на диване.
– Как она потолстела, – удивился
Александр Михайлович.
– Хучик постарался, – сказала я и,
видя, что до полковника не доходит, пояснила: – Ждем прибавления семейства.
Мать перед тобой, а счастливый отец – Федор Иванович.
Александр Михайлович ахнул:
– А щенков куда?
Я пожала плечами:
– Твой пес набезобразничал, тебе и
отвечать. Хочешь, вешай на работе объявление или раздавай в патрульной службе.
Одного можно в Бутырку пристроить на должность тюремной собаки.
Полковник поперхнулся:
– Скажешь тоже, да меня засмеют.
– Тогда остается только один выход.
– Какой?
– Встанешь на Тверской около ресторана
«Макдоналдс» с корзинкой в руках и будешь предлагать всем желающим щеночка из
приличной семьи. Хотя нет, не подходит, тебя живо заберут в милицию,
оправдывайся потом, что сам полковник. Скажи, у вас ведь есть картотека
условно-досрочно освобожденных?
– Конечно.
– Позвони трем-четырем уголовникам.
Навряд ли откажут тебе, возьмут щенков. Много одалживаться не придется. Едва ли
Жюли родит больше девяти штук.
У Александра Михайловича пропал аппетит. Я
радостно отметила, что приятель не стал доедать надкушенный тост, и добавила:
– Хотя, если поможешь мне, возьмусь за
устройство Хучиковых детей сама.
– Что ты хочешь? – конкретно
осведомился несчастный приятель.
– Позвони в банковское отделение на улице
Коминтерна и попроси показать счет одного из их клиентов.
– Ну ты даешь! – возмутился
друг. – Разве это так делают? Нужна специальная санкция, бумажка с
печатью. И кого ты собралась проверять? Опять в детектива играешь?
– Вовсе нет. Просто дала в долг крупную
сумму, а должник не возвращает, говорит – денег нет. Хочу проверить.
Александр Михайлович молчал. Конечно, не
поверил ни одному моему слову, все-таки не идиот. Но перспектива стоять в
центре Москвы с корзинкой копошащихся в ней щенков, когда мимо на патрульной
машине поедут коллеги, ужасала. И он точно знал, что если не поможет мне, то
через некоторое время станет обладателем семи-восьми мопсотерьеров. В конце
концов полковник промямлил:
– И где только шантажу обучилась! Ладно,
попрошу одного знакомого, частным образом. Скажи фамилию владельца счета.
Ишь, хитрец. Но я все равно хитрее.
– Розалия Медых.
Александр Михайлович вздохнул и потянулся за
телефоном. Надеюсь, Роза хранила деньги в банке возле дома.
В отделение банка я понеслась, как только мой
приятель уехал. Симпатичный молодой клерк, чуть старше Аркадия, встретил крайне
предупредительно.
– Добрый день. Вы от полковника?
Я важно кивнула головой и подумала:
«Интересно, из какой неприятности вытащил тебя Александр Михайлович?»
Служащий тем временем включил компьютер и
через пару минут сказал:
– К сожалению, в картотеке нет клиентки
Розалии Медых.
– Как вы сказали, Розалия Медых?
Очевидно, плохо расслышали по телефону имя. Меня интересует Роза Седых.
– Ох уж эти телефоны, – посетовал
парень, щелкая клавиатурой, – усовершенствуют, усовершенствуют, а слышно
плохо. Пожалуйста, Роза Седых имела в нашем банке два счета.
– Два? Возможно такое?
– Запросто, хоть десять заводите, если
есть что класть. Седых использовала один счет как накопительный, а другой был
обычный.
– Не понимаю.
– На один счет клиентка только вносила
суммы. Смотрите. Открыла карточку восемнадцать лет тому назад и положила десять
тысяч рублей, еще тех, советских. Потом через какое-то время, как раз накануне
обвального повышения цен, сняла всю сумму. Очень вовремя. Ничего не потеряла в
отличие от других. Как только разрешили открывать валютные счета, Седых внесла
пять тысяч долларов и на протяжении довольно длительного времени вносила каждый
месяц одну сумму – двести долларов. Три раза вложила по две тысячи долларов. С
этого счета деньги не брала никогда, тут накопилась приличная сумма. А вот на
втором счете другая картина. Постоянно вкладывались и снимались деньги.
Смотрите: триста рублей внесено – двести снято; семьсот рублей прибыло –
шестьсот убыло.
– После смерти владелицы кто получит ее
деньги?
– Сейчас проверим. Вот, видите,
завещательное распоряжение: сын Никита Седых. Но он не заявлял о своих правах.
Я подумала, что Кит мог и не знать о
материнской кубышке. Сколько там у нее накопилось? Двадцать три тысячи без
процентов. Совсем неплохо для скромной медсестры.
Ладно, все понятно. Десять тысяч, положенные
восемнадцать лет назад, – деньги, вырученные за проданную дочь и
дальнейшее молчание. Каким образом Роза узнала через несколько лет, что ее дочь
отдали Нелли Резниченко? Думаю, что все договоренности осуществлялись через
доктора Коня, скорей всего и деньги передавал он. Хотя…
– Можно узнать, откуда на счет поступают
средства? – поинтересовалась я.
– Очень просто. Так, проверим. Ну и ну,
Седых необычный клиент.
– Почему?
– Все суммы накопительного вклада, кроме
первой, делала наличными, крайне странно. На другой счет деньги поступали
переводом из разных мест.
– Если бы Роза Седых захотела узнать,
откуда взялись десять тысяч, она смогла бы это сделать через несколько лет?
– Конечно, мы исправно храним
документацию. Сейчас выясним.
Через пятнадцать минут передо мной лежало
первое вещественное доказательство связи Розы и Владимира. Деньги поступали со
счета господина Резниченко.
Ясно. У медсестры возникли какие-то
подозрения, и она просто узнала, кто перевел деньги. Может, взыграли
материнские чувства, пошла посмотреть на брошенную дочь и узнала в приемной
матери женщину, делавшую криминальный аборт у Носорога. Благодатная почва для
шантажа. Двести долларов платила ежемесячно Нелли. Сумма вполне подъемная для
обеспеченной жены стоматолога. Три взноса по две тысячи – от Петровой,
Бернстайн и Ромовой. Мелкие суммы на второй карточке – зарплата медсестры и тот
кусок прибыли, которым с ней делилась Надя. Надо сказать Киту о вкладе.
