Неожиданно я заснула и проснулась только около
одиннадцати. Дома никого не было. Попив в одиночестве кофе и поиграв с
близнецами в козу, я решила поехать к стоматологу и поставить многострадальный
штифт.
Владимир сам принял меня. Усадил в белое
кресло, сунул в рот зеркальце и онемел.
– Что это?
– Временный зуб!
– Кто вам ставил такое?
Я рассказала врачу о Матрене Ивановне и клее
для ногтей. Дантист схватился за голову.
– Как теперь отдирать данную конструкцию?
И ведь держится как влитой.
– Может, оставить так, пока сам не
выпадет?
– Невозможно. Совершенно
противоестественно ходить с приклеенным кукольным зубом во рту. Как можно быть
такой идиоткой и согласиться на подобный эксперимент?
– Очень раздражала дырка, –
принялась оправдываться я, – а жвачка без конца выпадала, страшно
неудобно.
– Неудобно, когда в голове только одна
извилина, да и то та, которая делит мозг на два полушария, – парировал
Владимир, запихивая мне за щеки комочки противной ваты.
Лишенная возможности говорить, я вынуждена
была пассивно слушать врача.
– Не встречал большей идиотки, абсолютная
безмозглость, – кипятился стоматолог, протягивая стакан с водой, –
эка невидаль, дырка. Можно подумать, что на вас все смотрят, да с вашими
данными дырка погоды не сделает, не Мерилин Монро.
Я обозлилась до крайнего предела и выплюнула
отвратительную вату. Все, хватит, издеваться над моей внешностью разрешаю
только домашним. Сейчас объясню, кто из нас больший дурак:
– Кстати, теперь мне отлично известно,
какая девушка убила Нелли и почему вы ее покрываете.
За ширмой в углу кабинета послышался звон
упавших инструментов, потом оттуда медленно вышла Ева. Лицо девочки было
иссиня-белым, резко удлинившийся нос торчал, как сломанная ветка. Ева сделала
несколько шагов и уселась на круглую табуретку, глядя на меня во все глаза.
– Здравствуй, детка, – смущенно
пробормотала я. – Папе помогаешь?
Ева затравленно кивнула головой. Да что с ней
случилось сегодня? Владимир подошел к дочери:
– Тебе, с твоей аллергией, не надо долго
сидеть в кабинете, поезжай домой.
И он буквально вытолкнул ребенка в коридор.
Потом велел мне открыть рот и принялся орудовать бормашиной. К моему удивлению,
было совершенно не больно, только от жуткого звука делалось страшно. Наконец
манипуляции закончились, и стоматолог торжественно поднес к моему лицу зеркало.
Надо признать, дело он знал. Вставной зуб выглядел потрясающе настоящим. Пока я
радостно оглядывала обновку, дантист вымыл руки и сказал:
– Даша, не выдумывайте тайн, где их нет.
Нелли напилась и упала из окна, очень прошу, оставьте мою семью в покое, вы не
милиционер, а просто любопытная баба. Не скрою, ваша семья мне симпатична, но
не хочется становиться объектом любительского расследования. Пожалуй, следует
сообщить о вашей неуемной активности полковнику.
Я онемела от негодования. Ну, хладнокровный
негодяй, погоди. Это я пойду завтра к полковнику и выложу всю информацию,
посмотрим, как ты завертишься.
Словно подслушав мои мысли, Владимир
усмехнулся.
– Чтобы обвинять человека, следует иметь
вещественные доказательства, улики. Иначе обвинения выглядят клеветой. Так-то.
Он продолжал нагло улыбаться. Я не выдержала:
– Есть улики, и весьма серьезные. И
правда, следует идти к полковнику!
С этими словами я встала и быстрым шагом
вылетела из кабинета.
К ужину неожиданно приехала Ева. Девочка
принесла очередное задание по французскому. Пришлось заниматься почти до
десяти. Дома практически никого не было, и мы сели ужинать вчетвером: Кеша,
Зайка, Ева и я. Остальные отказались пить чай на ночь и разошлись по спальням.
Я же в особенности хорошо засыпаю после чашки кофе. Было уже поздно, и я
предложила Еве остаться на ночь.
Ароматный черный кофе почему-то показался
особенно горьким, и я насыпала в чашку еще две ложечки сахара. Размешала и с
наслаждением выпила. Слегка закружилась голова. Минут через десять глаза стали
слипаться, рот раздирала зевота. Погрешив на магнитную бурю и связанные с ней
скачки давления, я попрощалась с Евой и пошла спать.
В спальне на кровати самозабвенно дрых под
одеялом Федор Иванович. Последнее время мопс полюбил спать со мной, причем
делал он это весьма оригинально. Стоило уютно устроиться на животе и смежить
веки, как Хучик, напряженно сопя, влезал с головой под одеяло и сворачивался
тугим клубочком на антифасаде. Сбросить спящего мопса непросто. Подкинутый в
воздух, он меланхолично шлепался на прежнее место, спихнутый ударом в бок –
упорно лез назад. Стоило жертве повернуться на спину, как Федор Иванович
оказывался на животе. Вот и сегодня, не успела я блаженно закрыть глаза, как на
моем заду принялся устраиваться мопс. Бороться с ним сил не было, спать
хотелось смертельно.
Я проснулась от дикого собачьего визга и
ощущения укуса. Зажгла свет и обнаружила пытающуюся убежать из комнаты Еву.
Девочка почти выскочила в коридор, но столкнулась с прибежавшей на визг из
соседней комнаты Машей.
– Что случилось? – недоуменно
спросила дочь.
– Не знаю, – ответила я, откидывая
одеяло.
Хучик вел себя странно. Беспрестанно визжа,
собачка пыталась сесть, но задние лапки не слушались, висели как перебитые.
– Господи, – выдохнула прибежавшая
на шум Зайка. – Кешка, смотри, его парализовало.
Наташка взяла на руки замолчавшего Хуча.
– А это что? – спросила Кока,
наклоняясь.
В руках у женщины заблестел шприц.
– Мать, – строго сказал
Аркадий, – что колешь?
– Ничего, никакого шприца в спальне не
было.
– Где Ева? – неожиданно поинтересовалась
Маня и выбежала в коридор.
– Черт-те что, – резюмировала
Наташка, и тут снизу послышались звуки драки и крики. Мы гурьбой кинулись в
холл. У входной двери боролись девочки: одетая в пальто Ева и Маня в пижаме.
Более толстая и сильная Машка явно побеждала. Она села верхом на противницу и
кричала:
– А ну, говори, зачем полезла ночью со
шприцем в мамину спальню!
– Маня, прекрати, – сказал Аркадий.
– Нет уж, – возразила сестрица,
слезая с Евы, – пусть сначала объяснится.
