– Жуткая мигрень разыгралась, –
ответила домработница, – приняла две таблетки снотворного. Знаете, как
проглочу радедорм, вечно дрыхну как убитая.
Стало понятно, почему она не выглянула на шум.
Оказалось, что катавасию не услышал и Тема.
– Сплю крепко, пушкой не
разбудить, – сообщил он.
– Надо же, – восхитилась
Зайка, – просто завидно. Просыпаюсь от любого звука. А Серафима Ивановна
слышит любой шорох из кроваток близнецов, но на все прочие звуки совершенно не
реагирует. Сейчас удивляется на кухне, что не проснулась.
«Да, – подумала я, – останешься одна
с прислугой, и убьют за милую душу. Одна снотворным объедается, нянька только
на детей реагирует!»
Около двух позвонил Александр Михайлович и
велел никуда не уезжать, а ждать его приезда. Нечего и говорить, что мы покорно
уселись в гостиной. Полковник примчался на машине с включенной мигалкой.
– К чему такой шум? – недовольно
сказала Наташка.
– Сейчас узнаете, – пообещал
Александр Михайлович и потребовал кофе.
– Мы думали, ты при исполнении, –
съехидничала я, – и не приготовили кофе.
Полковник пропустил шпильку мимо ушей и
проговорил:
– Все здесь? Чудесненько, слушайте
внимательно.
Оказалось, что всю ночь и большую половину
утра бригада допрашивала сначала Еву, а потом спешно вызванного Владимира.
– Разве можно допрашивать ребенка
ночью? – изумился Лев.
– Ей полных восемнадцать лет, – пожал
плечами Александр Михайлович. – Вам все почему-то кажется, что Ева
ровесница Маши, но она старше и намного хитрее, чем представляется.
Мы слушали, разинув рты. Картина
вырисовывалась ошеломляющая. После двух часов допросов прижатая в угол Ева
призналась в убийстве… Нелли.
Девушка рассказала, что мать ее ненавидела.
При отце еще соблюдала какие-то приличия: кормила ребенка, изображала интерес к
школьным делам. Но стоило Владимиру уехать, а последнее время такое происходило
часто, ситуация резко менялась.
– Один раз она за два дня не дала мне ни
крошки, – жаловалась Ева, – напилась пьяной и валялась на диване.
Деньги прятала и била за любые провинности.
Особенно сильно девочке попадало за плохие
отметки.
– Ну не укладывается в голове
наука, – сетовала Ева, – учу, учу, а толку нет.
С появлением Юры стало еще хуже. Теперь
девочку превратили в бесплатную няньку, заставив целыми днями ухаживать за
капризным братом. И если раньше отец защищал ее, то теперь сам стал частенько
поругивать: то каша получилась для младенца комковатой, то памперсы долго не
меняла. Жизнь делалась все хуже и хуже. Кульминация наступила в день убийства.
Девушка вернулась из гимназии раньше обычного.
Дома она застала одну мать, абсолютно пьяную. Та приказала дочери убрать кучу
блевотины. Нелли стошнило прямо на пол. Ева возмутилась и отказалась идти за
тряпкой. Тогда Нелли швырнула в девочку телефон и злобно прокричала:
– Теперь ты не один ребенок в семье.
Будешь выкобениваться, все наследство отпишем Юре. А с твоими успехами и тупой
головой лучше сразу привыкать грязь таскать, всю жизнь будешь этим заниматься,
идиотка. Профессию такой дуре не получить, замуж, если приданое не дадим, никто
не возьмет, уродина длинноносая.
Нелли подскочила к окну, распахнула створки и
принялась жадно курить. Потом уже более спокойно добавила:
– А лучше всего отправить тебя в закрытый
интернат. Приедет отец – поговорим.
Ева ужасно перепугалась и стала просить мать
не выгонять ее из дому. Та, увидев страх ребенка, засмеялась и радостно
проговорила:
– Обязательно отправим, как я раньше не
додумалась.
Девушка подбежала к матери. Она клялась потом
Александру Михайловичу, что хотела обнять ее и просить о пощаде. Но та
продолжала пьяно хохотать и повторять на разные лады ужасные слова:
– Закрытый интернат!
Потерявшая голову Ева толкнула Нелли. Та, к
несчастью, стояла спиной к раскрытому окну и к тому же плохо держалась на
ногах. В считаные секунды произошло непоправимое – пьяница с жутким криком
полетела вниз.
Ева оцепенела от ужаса. В ту же секунду она
услышала шаги за дверью. Девушка моментально порхнула под стол, закрытый
длинной, свисающей до полу скатертью.
В комнату вбежала Люда. Служанка подскочила к
окну, выглянула наружу, испустила не менее дикий крик и побежала к выходу. Ева
бросилась к черной лестнице, выскочила на улицу, упала на землю. С ней началась
истерика. Подъехавшей милиции девочка сообщила, что шла домой и увидела в окне
мать. Та помахала ей рукой и вывалилась наружу.
– Люда и привратник не заметили, что Ева
оказалась на улице уже после падения Нелли? – усомнилась я. – Ведь
служанка раньше девочки прибежала на место происшествия, и привратник выскочил
моментально.
Александр Михайлович махнул рукой:
– Сразу видно, что ты никогда не имела
дела со свидетелями. Да, они ничего не видели. Люда в ужасе кинулась к хозяйке,
консьерж побежал звонить в милицию. Прохожие обратили внимание сначала на труп,
а уже потом на кричавшую девочку. А как они ее описывали?! Все по-разному. Один
утверждал: ребенок лет шести, в красном пальто, другая настаивала: молодая блондинка
в синей форме; третьему вообще примерещился темноволосый мальчик, вероятно,
испанец. Свидетели в такой момент переживают шок, и их показания крайне
ненадежны.
Через какое-то время домой приехал Владимир.
Он в отличие от милиции сразу понял, что произошло. Навел его на мрачные мысли
портфель Евы, валявшийся в комнате. Если дочь, возвращаясь из гимназии, увидела
роковое падение, то как сумка с книгами оказалась в столовой? Отец быстро
спрятал портфель в шкаф, а милиция и не поинтересовалась, с чем Ева ходит в
школу. Никому и в голову не пришло заподозрить бьющуюся в истерике девочку.
Владимир очень хотел изолировать дочь от назойливых вопросов, и тут ему на
помощь пришла Даша. Она увезла Еву к себе и окружила убийцу заботой и
вниманием.
