Вкрадчивая невинность его тона могла бы обмануть девушку, незнакомую с уловками Данте Ринуччи, но не Ферн.
— Согласна, — серьезно сказала она. — Либо одно, либо другое. И поскольку я довольно скоро уеду, думаю, мы должны остановиться на втором варианте.
— Прошу прощения?
— Для тебя разумнее покинуть мою комнату.
Он кивнул:
— Да, разумнее. Если б я был разумным человеком, то убежал бы без оглядки. Но я никогда не был разумным.
— Сейчас самое время начать.
Он обнял ее за талию.
— Я знаю, что мне не следовало приходить, — пробормотал Данте. — Но я не смог удержаться. Ты была сегодня такой прелестной! Я наблюдал за тобой и понял, что мы должны потанцевать. Мы потанцевали, и я понял, что должен заключить тебя в объятия, поцеловать и любить тебя… — Он привлек ее к себе.
— Это заходит несколько далеко, ты не находишь? — непринужденно заметила она.
— Но я мечтаю зайти далеко. Ты воспламеняешь меня. Я хочу зайти с тобой очень далеко и даже дальше…
— Ш-ш-ш, — вдруг прошептала Ферн. — Мне кажется, я слышала в коридоре какой-то шум. Никто не мог тебя увидеть?
— Ни одна душа. Не волнуйся, я буду тих как мышка.
— Ты — мышка? — съязвила она. — Кого ты пытаешься обмануть? Данте, ты мне очень нравишься, но я не наивная девица и не паду жертвой твоего обаяния. Не забывай, что в Лондоне меня соблазнил мастер этого дела.
— Ты хочешь сказать, что я не мастер? — возмутился он.
— Ну, в данный момент ты блестяще справляешься.
Данте бросил на нее печальный взгляд и вздохнул, как школьник, пытающийся сбежать с урока и пойманный с поличным. Она едва не капитулировала, но, к счастью, ей удалось удержаться.
— Что ж, попытка не пытка, верно? — поддразнила она.
— Не знаю, что ты имеешь в виду.
— Еще как знаешь! Ты шел сюда, говоря себе: «Давай, попытайся. Она может сказать „да“, может сказать „нет“, может дать мне оплеуху. Но попробовать стоит».
Данте сконфузился, и это подтвердило ее подозрения.
— Ну, я попробовал, не так ли? По крайней мере, оплеуху не получил.
— Это следующая ступень. А теперь уходи, пока мы все еще друзья.
— Друзья? Это действительно все, что ты…
— Иди!
И он ушел.
Как привлекательная женщина, Ферн имела немалый опыт укрощения чересчур горячих джентльменов и обнаружила, что о мужчине можно судить по его поведению при следующей встрече, если таковая происходит. Некоторые ведут себя хорошо, некоторые плохо, некоторые делают вид, что ничего не было.
Данте, разумеется, должен был соригинальничать. Он крался за ней по саду, прячась, когда она оглядывалась, пока женщина не закричала раздраженно:
— Да выходи же, идиот!
— Если ты называешь меня идиотом, это означает, что я прощен? — с надеждой спросил он, появляясь перед ней.
— Думаю, да.
Кто-то крикнул:
— Данте, ты идешь?
— Уже иду! — прокричал он в ответ. — Мы с Карло и Раггьеро собираемся в город, но я не уеду, пока не буду знать, что снова в милости.
— Я не сказала, что ты в милости, — сурово заявила Ферн. — Ты всего лишь прощен.
— Да, конечно, тут есть разница. Я поработаю над этим, когда вернусь. Пока.
Он чмокнул ее в щеку и умчался, а она смеялась и гадала, как добиться, чтобы последнее слово осталось за ней.
Ферн провела приятный день с Хоуп и остальными женщинами, разговаривая об Англии и возясь с детьми. Поведение Данте в тот вечер было сдержанным и безупречным. Ферн пыталась убедить себя, что ее это полностью устраивает.
Фотоаппарат был постоянно с ней, поэтому, наткнувшись на Тони, играющего с сыном Раггьеро, она не упустила момент и сделала несколько быстрых, спонтанных снимков, над которыми все восторженно охали и ахали.
— Я придумала, как отблагодарить вас за доброту, — сказала она Хоуп. — Я сделаю снимки, дюжины снимков — всех по отдельности, парами, с детьми, без детей. А потом вы соберетесь в саду, и я сделаю большой коллективный снимок.
— И у меня навсегда останется память, — воскликнула обрадованная Хоуп. — О да, пожалуйста.
Ферн приступила к выполнению замысла немедленно, фотографируя каждого, вплоть до самых маленьких детишек.
К этим снимкам она добавила фотографии, сделанные тайком, когда люди не подозревали, что их снимают, и, таким образом, вели себя более естественно. Конечным результатом стало групповое фото, которое заставило Хоуп прослезиться от радости и устроить праздничный обед в честь Ферн.
— Ты сделала очень доброе дело, — заметил Данте, когда они вместе попивали вино. — Семья для Хоуп — все.
Его похвала слегка смутила ее.
— Честно говоря, я сделала это для себя, правда. Фотография — это своего рода мания, и когда я не могу фотографировать, то чувствую себя неспокойно.
— Зачем ты себя принижаешь? От кого прячешься?
— С каких это пор ты стал психоаналитиком? — весело поинтересовалась Ферн. — Я ни от кого не прячусь.
— Ну, специалист сказал бы, что ты прячешься за камерой, помещая всех в фокус, а сама всегда остаешься за кадром. Кстати, если тебе нужны хорошие снимки, я отвезу тебя в Неаполь и покажу старый город, где сохранились старинные здания. Ты найдешь там все, что твоей душе угодно.
Ферн с удовольствием согласилась, и на следующий день они отправились в исторический центр Неаполя. Как и предполагал Данте, она пришла в восторг и непрерывно щелкала фотоаппаратом, околдованная узкими извилистыми улочками с бельевыми веревками от дома до дома и крохотными лавчонками, которые торговали рыбой и фруктами.
Наконец она без сил повалилась на стул в кафе и подкрепилась кофе и пирожными.
— Я так рада, что ты привез меня сюда, — блаженно вздохнула Ферн. — Это было бесподобно. Старый город невероятно живописен.
Данте кивнул:
— В Неаполе есть современные районы, полные бездушных однотипных зданий. Но и нем сохранились и вот такие уголки, где люди могут по-прежнему быть людьми, а не винтиками некоего механизма. Соседи не просто знают друг друга, они практически одна семья. Кстати, можно найти целые дома, заселенные родственниками. Давай…
Он осекся, так как где-то неподалеку раздался громкий крик. Внезапно начался хаос. Люди бежали, махали руками и указывали на что-то.
— Incendio! — кричали они. — Incendio!
— Где-то пожар, — объяснил Данте.
Ферн и он бросились в указанном направлении и вскоре увидели пятиэтажный дом. Из окон валил дым, а люди выбежали наружу и громко переговаривались.
