Я принялась рыться на полках: ну ничего
интересного. Попался альбом со старыми фотографиями. Большинство лиц абсолютно
не знакомы, узнаваемы Вольдемар и Фрида в старомодной одежде начала 50-х годов.
Потом замелькали снимки Степана. Книги тоже не удивляли – штук десять
справочников по ветеринарии, каталоги собачьих кормов, реклама производителей
антиблошиных ошейников и капель. Очевидно, вся деловая документация хранилась в
кабинете.
Я опустилась в мягкое кресло и еще раз
внимательно оглядела комнату. Под диваном валялся какой-то предмет. Преодолев
непонятное чувство страха, я приблизилась к месту, где мертвым сном спала
Лариса, стала на колени и заглянула под софу. Да, их домработница не слишком
хорошо убирает. На пыльном полу лежал флакон из-под чудодейственных таблеток
для снижения веса, причем абсолютно пустой. Я повертела находку в руках и снова
села в кресло. Интересно, вчера Люлю показывала мне пузырек, заполненный больше
чем наполовину. Может, у нее было две упаковки? Я стала читать ярлычок: «Новые
таблетки для корректировки фигуры. 400 капсул. Ежедневный прием: по 8 капсул
после каждой еды. Перед употреблением посоветуйтесь с лечащим врачом и изучите
листок-вкладыш». Открыв пузырек, поднесла его к носу – пахло лекарством, довольно
противно и резко. Я вздохнула, крышечка соскользнула с колен и провалилась
между сиденьем и ручкой. Чертыхаясь, засунула руку в тесное пространство,
хорошо помню, как вогнала себе иголку под ноготь, когда проделывала ту же
операцию дома. Крышечка выскальзывала, проваливалась глубже. Наконец удалось
подцепить ее вместе с какой-то бумажкой и вытащить наружу.
Бумажка оказалась счетом, выписанным служащим
архива загса. В отличие от большинства квитанций, эту заполнили крупным
аккуратным почерком: «200 рублей за просмотр книги записи актов бракосочетаний
за январь 1947 года». Интересно, что могло заинтересовать Люлю в старых
документах? Но меня сейчас волновали таблетки, поэтому, сунув листок в карман,
я еще раз оглядела комнату. Так, Лариса скрыла от домашних, что пьет новое
лекарство, значит, явно не держала его в общей аптечке. Куда спрячет женщина
пузырек? Куда ни за что не станет заглядывать муж? Мои бывшие супруги никогда
бы не полезли в пакеты с дамскими прокладками.
Я вновь открыла шкаф и пощупала упаковки
«Олвейс». Мягкие, мягкие, мягкие, а в этой что-то есть! Точно! Внутри мешочка
обнаружилась полная упаковка и листок-вкладыш. Ага, фирма-изготовитель
настоятельно рекомендует не принимать два курса сразу. Сначала 400 таблеток,
потом трехмесячный перерыв. Люлю решила не послушаться и выпить 800 капсул
подряд, во всяком случае – вот один пустой флакон и один непочатый. Непонятно
только, вчера подруга трясла передо мной почти полным пузырьком. Не съела же
она все сразу? А вдруг проглотила и поэтому умерла? Нет, так оставлять дело
нельзя.
Я выскользнула из комнаты, бросив взгляд на
умершую. Люлю смотрела в потолок остекленевшими глазами.
Дом словно вымер, только внизу в холле маялась
в инвалидном кресле Фрида.
– Это правда? – кинулась она ко мне.
– Что? – удивилась я.
– Правда, что Лариска умерла? –
осведомилась старуха.
Мои глаза внимательно посмотрели на нее.
Нельзя же так радоваться, следует соблюсти хоть какие-то приличия. Но Фрида
отнюдь не собиралась торжествовать по поводу безвременной кончины невестки.
Наоборот, лицо старушки сморщилось, откуда-то из глубины кресла она вытащила
носовой платок и принялась вытирать глаза.
– Конечно, – говорила Фрида, шмыгая
носом, – она была безродной нахалкой, на которой мой сын женился по
чистому недоразумению. Мезальянс совершенно не нравился нам с отцом. К тому же
Лариса обладала отвратительным характером, настоящая плебейка и хамка.
– О мертвых говорят только
хорошее, – сказала я.
– Да, – согласилась Фрида, – у
нее были хорошие задатки. Можно сказать, питомник только и держался ее
усилиями. Степан обожает всякие новомодные штучки, так у него собаки дохли, как
мухи. Электрические поилки, автоматические раздатчики корма, синтетические
подстилки, вроде все по последнему слову, а кобельки тоскуют, сучки воют, и
щенки мрут. Люлю постелила в вольерчиках теплые соломенные тюфячки, велела
раздавать корм вручную, гладить животных почаще. Выяснилось, собакам не хватает
любви. И ветеринаром она была от Бога. Весь городок к ней живность таскал, кого
только не лечила: кур, коз, кошек, попугайчиков! Где, интересно, научилась! Что
теперь будет? Степе одному не справиться. Как несправедлива жизнь: умереть
такой молодой, оставить сиротой ребенка…
И старуха покатила в свою комнату, тихо
всхлипывая. Я в полном обалдении смотрела ей вслед. Надо же, Фрида,
оказывается, по-своему любила Люлю.
Я взглянула на часы и пошла к себе в комнату –
одиннадцать ночи. Если полковник не на работе, то скорей всего он спит. Набрав
знакомый номер, стала ждать ответа. Александр Михайлович отозвался лишь на
десятый звонок. Я вкратце изложила ему суть дела и услышала легкий шорох у
двери. Кто-то явно подслушивал. Бросив трубку, на цыпочках подкралась к входу и
с размаху толкнула дубовую створку. Но в коридоре никого не было, только пахло
лавандовым мылом. Интересно, кто в доме такой любопытный? Сколько вообще сейчас
тут народу? Серж и Лена, Петя и Анна, Кирилл и Диана, Степан, Маша, Миша,
кухарка, домработница, Фрида? Нет, Фрида не в счет.
Три года назад старуха Войцеховская совершенно
обезножела. Приглашенные специалисты не обнаружили у нее никаких болезней,
кроме старости. Обожавший жену Владимир Сигизмундович заказал роскошное
инвалидное кресло и переделал все дверные проемы первого этажа. Коляска
работает от электромотора, и Фрида управляет ею при помощи пульта, похожего на
телевизионный. Вдова может запросто выезжать на улицу, к парадному входу
пристроен специальный пандус. В хорошую погоду лучшее развлечение Фриды –
поездка в кондитерскую или аптеку. Впрочем, так же запросто добирается она и до
рынка, расположенного на другом конце городка. Вот только второй этаж
старинного дома недоступен калеке. Коляска при всех примочках не умеет шагать
по довольно крутым ступенькам.
Я пошла в комнату к Марусе. Она и заплаканный
Миша рассматривали гигантскую поваренную книгу. Увидев меня, мальчик отвел
глаза, я молча погладила его по голове, машинально отметив, что волосы у него
материнские – рыжие и кудрявые. Вообще сын удивительно походил на мать –
белокожий, голубоглазый, с мелкими, словно нарисованными веснушками. От
Войцеховских только большой, клювообразный нос.
– Машенька, – ласково сказала
я, – хочу поговорить минутку с тобой.
– Пойду спать, – тут же отреагировал
Мишка и тенью выскользнул из комнаты.
– Завтра рано утром съезжу в Москву, не
волнуйся, к обеду вернусь.
– Зачем? – удивилась Маня.
– Хочу посоветоваться с полковником.