Ужасно любопытно, вход в кухню в самом конце
темноватого коридора, никто не заметит, если подслушаю.
– Ты уверена, что нашла алмаз? –
взволнованно спросил Петя.
– Гляди, – отвечала Диана, –
видишь, какой большой! Даже не представляю, сколько карат. Надо съездить в
Москву, оценить.
– Молодчина, – обрадовался
Петя, – давай его сюда, завтра же с утра и отправлюсь.
Диана тихонько засмеялась:
– Нет, дорогой, нашла-то я, мне и
оценивать. Что в завещании сказано? Сокровище принадлежит тому, кто его отыщет.
И если это настоящий брильянт…
– То что? – ухмыльнулся Петька.
– То нам вовсе не обязательно
рассказывать всем о находке. Просто исчезнем, и все, начнем новую жизнь.
Послышался звук поцелуя.
– Как ты думаешь, – спросила через
секунду Диана, – кто убил Ларису?
– Язык у нее длинный был, – сообщил
Петя, – вечно намекала, что в курсе всех гадостей. Мне с этакой ухмылочкой
сообщила, что я изменяю Анне. «Знаю, знаю, – говорит, – с кем
проводишь свободное время». И Лене что-то сказанула, сам видел, как девица из
ее комнаты вылетела вся красная. Ладно, пошли отсюда.
Я быстро побежала в холл. Как ни печально, но
Петька прав. Была у Люлю такая слабость – намекать людям на их тайны. Конечно,
шантажисткой ее не назовешь, потому что выгоды от этого она не имела никакой.
Но удовольствие получала колоссальное. Помню, как Лариса в присутствии одного
незнакомого мне мужчины всерьез рассуждала о том, что венерические заболевания
передаются из поколения в поколение, как ни лечи. То есть если ваша бабушка
болела сифилисом, то и вы получите рано или поздно эту болячку.
– Знаю как врач, – уверенно щебетала
подруга, – это новые данные, просто революция в науке.
Гость стушевался и быстро откланялся. После
его ухода я спросила у Лариски:
– Что за чушь ты только что несла о
венерических заболеваниях?
Люлю радостно рассмеялась:
– Здорово он удрал, в момент исчез. До
чего же противный! Все набивается к Степке в друзья, деньги без конца
одалживает. И вдруг маленькая птичка принесла на хвосте пикантную подробность.
Его мать, оказывается, скончалась в больнице для хроников от незалеченного
сифилиса. Надеюсь, больше никогда не встретимся.
Наверное, поэтому у Лариски было так мало
подруг. Ну кому хочется в разгар приятного вечера услышать о себе полную
правду. Ладно бы избавлялась таким образом от врагов. Так нет же, порой просто
не могла удержаться. Огневы перестали появляться в доме после того, как Люлю
намекнула, что знает о трех годах, проведенных женой за решеткой. Комаровы
исчезли в результате невинного сообщения о том, что многие дети умирают, не
дожив до года. А позднее я узнала о таинственной смерти несколько лет тому
назад сына Наташи Комаровой. Младенец задохнулся во сне, оставшись наедине со
своим отчимом. И уже совсем непонятно, почему обиделись Волковы. Лариска крайне
мило рассуждала об умственных способностях различных рас, отметила тщательность
китайцев, вежливость англичан и глупость негров. Кто мог подумать, что дедушка
Гены Волкова выходец из Алжира, да еще и негр в придачу? Тут вообще не на что
обижаться! Печально другое – и Огневы, и Комаровы, и Волковы добрые друзья
Войцеховских, и, если бы не любовь Люлю к безудержному выбалтыванию чужих тайн,
дружба длилась бы и по сию пору.
Интересно, что и кому сказанула Ларка накануне
своей гибели? У кого в доме есть страшная тайна, для сохранения которой
понадобилось убить болтунью? И как вообще ее отравили, куда насыпали яд?
Обедали мы без нее, уставшая Люлю заснула. Степан послал за женой Мишу, но
мальчик не стал будить мать. Утром все завтракали вместе. Насколько помню, в
тот день подали омлет с сыром, тосты, джем, масло, сахар, кофе и чай. Омлет
лежал на большом блюде, и каждый сам брал понравившийся кусок. Скорей всего
никакого яда там не было. Глупо засовывать отраву в еду, которая может не
достаться «клиенту». Кофе насыпали из общей банки, чай пила только Маруся,
масло мазали все, да и джем тоже. Сахар, конечно, безвреден. Нет, за завтраком
все было в порядке. И потом, слопав слоновью порцию отравы, Лариска не сумела
бы принять тяжелые роды. Что ела и пила несчастная между завтраком и
несостоявшимся обедом? Я пошла на кухню. Кухарка Войцеховских, необъятная
Катька, лакомилась кофе со сгущенкой.
– Угостите чашечкой Nescafe, – стала
я подбираться издалека к цели своего визита, оглядывая гору посуды, оставшуюся
после ужина.
Приветливая Катерина налила большую кружку
ароматного напитка и принялась причитать:
– Бедная Лариса, вот ужас! Как она отравилась?!
Ума не приложу.
Всхлипывая, Катька поведала, что Люлю терпеть
не могла возиться на кухне. И это очень устраивало кухарку. Хуже нет, когда
хозяйка вечно сует свой нос в кастрюли. Лариса же только заказывала меню и
никогда не ругалась, если Катерина вдруг вместо предполагаемого мяса подавала
рыбу. Люлю не делала замечаний и не давала советов. Сама становилась к плите
крайне редко. Именно в тот день, когда Катя отправилась на похороны своей
матери, Люлю и перепутала стрихнин с солью.
– Владимир Сигизмундович кричал, что она
решила его отравить, – сплетничала кухарка, – но, по-моему, он сам в
это не верил. Люлю такая беспечная! Побежала травить крыс в питомнике, потом
поставила банку на стол и давай суп готовить. А банки-то все одинаковые.
И она показала рукой на ряды белых фарфоровых
емкостей.
– Надо же было догадаться и насыпать
отраву в одну из них, – недоумевала Катька, – а накануне она крепко
поругалась со стариком. Уж не знаю, что у них там вышло, но я заглянула вечером
в столовую, а они почти в темноте шипят друг на друга, как змеи. Увидели меня и
замолчали, – старик красный, как помидор.
– Не помните, в день смерти Лариса
заходила на кухню?
– Забегала.
– А зачем?
Кухарка замялась, потом махнула рукой и
рассмеялась.
– Ладно уж, расскажу, теперь все равно.
Лариса давно пыталась похудеть, старуха ее изводила, то коровой назовет, то
лошадью! Вот и травилась всякими препаратами, да без толку. А тут прибегает,
веселая, и таблетки показывает: «Смотри, Катерина, никому не говори, теперь
точно стану стройной. Хочешь попробовать?» Меня Господь тоже телом не обидел,
но есть лекарства не собираюсь, так и сказала. А хозяйка рассмеялась и давай
капсулы глотать. За тем и приходила, чтобы никто не видел, что она новое
средство нашла, и не насмехался над ней.
Посудачив еще немножко со словоохотливой
Катериной и выслушав ее сетования о глупых домработницах, боящихся невесть
чего, я пошла к себе.
