В тот памятный день Вера Андреевна работала до
пяти, ради праздника дирекция завода отпустила сотрудников чуть раньше, но
домой женщина вернулась только около семи. Простояла по очередям, приобретая
нехитрое угощение к новогоднему столу. Нагруженная авоськами и страшно
довольная тем, что удалось на сахарную карточку получить конфеты, женщина вошла
в квартиру. Поразила непривычная тишина, в нос ударил неприятный запах. Не
подозревая ничего плохого, Вера Андреевна зажгла свет на кухне и закричала от
ужаса. На линолеуме лежала окровавленная, мертвая Наденька. Очевидно, ребенок,
умирая, ползал по кухне. Кровавая дорожка вела от плиты к холодильнику. В
чистенькой кухне повсюду виднелись бурые пятна, словно жертва металась, пытаясь
спастись. На ящиках, раковине, подоконнике тоже были багровые брызги. Не помня
себя от ужаса, Вера Андреевна кинулась в комнату к соседям, распахнула дверь их
спальни и второй раз за вечер заорала не своим голосом: на кровати совершенно
спокойно лежал Павел. Руки сложены на груди, ноги ровно вытянуты. Казалось,
мужчина спокойно спит, ужасало только одно – полное отсутствие головы. Шея
обрывалась кровавыми лохмотьями, из которых торчали непонятного вида трубки.
Как Вера Андреевна не лишилась чувств, не–
понятно. Но у нее хватило сил вызвать милицию, дождаться приезда специальной
бригады и только тогда рухнуть на пол.
Трупы увезли, комнаты опечатали. Через неделю
пришел участковый и велел убрать вещи Никишиных. На берегу Москвы-реки
обнаружили пальто, платье и белье Ольги, сверху лежала придавленная камнем
записка: «Господь простит мне все». Уголовный розыск долго не занимался
совершенно ясным делом. После войны из всех щелей полезла всякая дрянь, и
милиции стало недосуг расследовать обычную бытовуху. Ну убила баба мужа с
ребенком, потом утопилась. Эка невидаль. Труп так и не нашли. То ли он
зацепился за камни, то ли унесло течением.
Дрожащими руками Вера Андреевна вымыла комнату
Никишиных, мебель разобрали соседи. К приезду новых жильцов ничто не напоминало
о трагедии.
Спустя два-три года, уже в начале 50-х, в
дверь позвонил приятного вида мужчина и спросил Павла Буйнова. Привыкшая
считать соседей Никишиными, Вера Андреевна даже не поняла сначала, кого он
имеет в виду. Потом, конечно, рассказала гостю о трагедии. Тот повел себя
странно, сказал: «Собаке – собачья смерть» – и попросил стакан воды. Женщина
повела мужчину к себе. И здесь он рассказал ей, что ищет Павла Буйнова с 1944
года. Оказывается, Павел на самом деле носил имя Андрея Пивоварова. Он служил
полицаем и активно помогал гитлеровцам в Белоруссии. Но, очевидно, обладал
достаточной прозорливостью, потому что незадолго до освобождения Минска убил
ювелира Павла Буйнова, забрал его документы и исчез. Вместе с бумагами пропали
царские золотые десятки, несколько дорогих камушков и колец. Почти семь лет
понадобилось младшему брату Павла Буйнова, чтобы найти убийцу. Да только
поздно. Враг лежал в могиле. Гость настойчиво спрашивал Веру Андреевну, не
видела ли она золота, когда убирала комнату. Женщина объяснила, что Никишины
жили очень просто, ели скромно, одевались как все. Вряд ли они имели большие
деньги. Золота же в комнате никакого не было, только старая мебель и нехитрый
скарб.
Мужчина оглядел байковый халат Веры Андреевны,
старенькую софу, застеленную простым покрывалом, колченогие стулья и, очевидно,
поверил женщине. Больше они никогда не встречались. И о Никишиных старушка
стала забывать, история поросла быльем. Изумило ее то, что совсем недавно
приехала красивая, высокая, полная дама в бежевом пальто. Разрезав принесенный
торт, гостья назвалась сестрой Ольги Никишиной и попросила о ней рассказать.
Бесхитростная старушка выложила всю правду.
Я попросила разрешения закурить. Значит, Люлю
тоже знала историю убийства Буйнова и девочки. Ну и что? Полученная информация
решительно ничего не прояснила.
– Никто больше не интересовался
погибшими?
– Последнее время только эта дама, –
пробормотала старушка.
– Что значит последнее время? –
удивилась я.
– Ровно через год после их смерти пришла
девушка, красивая, как картинка, блондинка с перманентом. Только сильно
накрашенная, – стала рассказывать Вера Андреевна.
Удивило ее и то, что девушка, несмотря на
темный зимний вечер, нацепила солнечные очки. Красавица сообщила, что скорей
всего въедет в одну из комнат, и пришла ее посмотреть. Вера Андреевна не
удивилась. Соседи, занимавшие бывшую жилплощадь Никишиных, только что съехали,
получив квартиру, и комнаты стояли пустые. Молодая женщина пошла в бывшую
спальню и все там внимательно осмотрела. Потом зазвонил телефон, и Вера Андреевна
вышла. Когда же минут через десять снова решила зайти к соседке, дверь
оказалась запертой. Женщина не стала волноваться, красть там нечего, одни голые
стены. Через какое-то время незнакомка вышла на кухню и сообщила, что случайно
захлопнулся замок и она с трудом сообразила, как открыть. Комната ей не
понравилась: темная, окна выходят прямо на соседний дом. Она простилась с
хозяйкой, пошла к входной двери, взялась за ручку, и тут Вера Андреевна
заметила у нее на запястье весьма необычный браслет. Штук тридцать маленьких
черепов из желтого металла, похожего на золото. Глазницы сверкали камушками –
зелеными, красными, синими. Никогда Вера Андреевна не видела ничего подобного
ни до, ни после. Браслет поражал каким-то отталкивающим великолепием – это была
не та вещь, которую хочется иметь и носить постоянно. Но о вкусах не спорят,
Вера Андреевна ничего не сказала. Потом в освободившиеся комнаты въехали
Василий, Анюта и дети, жизнь завертелась колесом, старушка забыла о
несостоявшейся соседке. Вспомнила о ней почему-то, лишь когда ее неожиданно
посетила красивая гостья с тортом. Люлю, оказывается, очень заинтересовалась
браслетом и попросила бабулю еще раз его описать…
Покалякав еще немного с говорливой бабулькой и
выслушав весь набор жалоб, начиная со здоровья и заканчивая ценами, я стала
прощаться.
Погода испортилась окончательно, в лицо сыпал
мелкий снег, ледяной ветер пробрался за воротник. Я вскочила в машину, включила
печку и посмотрела на часы. Надо же, всего пять часов, а уже темно. День
выдался напряженный, хотелось отдохнуть в тишине, и я поехала к Войцеховским.
Но, едва открыв дверь гостиной, поняла, что
покоя здесь не найти. Все самозабвенно ругались.
– Ну сама ты, Анька, виновата, –
горячилась обычно апатичная Диана, – не хотела говорить, а ты в душу
лезешь, вот и получай, что заслужила! Ты Пете надоела!
– Закусывать надо, когда пьешь, –
огрызнулась Анна, – пойдем, Петя, собирайся домой.
– Никуда я не поеду, – заявил
непокорный муж.
– Нет, поедешь, – завелась Анна и
стала вытаскивать супруга из кресла.
Завязалась потасовка.
– Отстань от него, – зашипела Диана.
