Я уже сидела за соседним припаркованным
«Вольво» и с замиранием сердца ждала. Шофер дергал проводки, безуспешно пытаясь
завести машину. Наконец этот тупоголовый догадался подойти сзади и заглянуть в
выхлопную трубу. Настал мой час! Быстрее молнии я вскочила в оставленную
открытой дверцу и скатилась на пол, под заднее сиденье. Такой простой и такой
эффектный трюк – картофелина, засунутая в выхлопную трубу. В детстве мы
частенько проделывали подобные штуки, вот и сейчас пригодилось! Я засунула
картофелину, пока парнишка шарил в будке, и теперь, затаив дыхание, слушала,
как он, поминутно матерясь, выковыривает ее. Наконец операция завершилась,
водитель сел за руль, несчастная «копейка», чихнув пару раз для порядка,
двинулась с места. Я лежала ни жива ни мертва, боясь даже дышать. Но через
минуту парень включил музыку, и в салоне загремели жуткие звуки тяжелого рока.
Я вздохнула и даже слегка пошевелилась.
Ехали довольно долго, «Жигули» то и дело
подскакивали на кочках и рытвинах. Нет, у «Пежо» амортизаторы лучше, и в салоне
не воняет бензином. К тому же шантажист вылил на себя, кажется, целый флакон
одеколона, и в носу у меня защипало и засвербило. В тот момент, когда я
почувствовала, что голова буквально раскалывается от сочетания этих, с
позволения сказать, «ароматов», автомобильчик резко остановился, и послышался
звук захлопнувшейся дверцы.
Через секунду я выглянула в окно: мелькнула
спина шантажиста, исчезающая в подъезде высокого блочного дома стандартной
постройки. Я попыталась вылезти наружу. Не тут-то было. Затекшие руки и ноги не
повиновались, спина совершенно онемела, шея не поворачивалась. Кряхтя и
постанывая, я все же перелезла на переднее сиденье и прямо-таки выпала на
улицу. Вокруг высились совершенно одинаковые дома, как только жильцы находят
среди них свой? На углу болталась вывеска «Весенняя улица, 21/2». Осталось
совсем чуть-чуть. Узнать, в какой из квартир живет шантажист. Ничего, скоро
выйдут на прогулку припозднившиеся собачники, и я выясню, кому принадлежат эти
«Жигули». Записав на всякий случай номер «копейки», я вошла в подъезд. И здесь
неожиданная радость – увидела за столом лифтершу. Толстая старуха в стеганом
китайском пальто мирно дремала над газетой. Пришлось ее разбудить. Бабка
разлепила глаза, секунду глядела на меня, потом отчаянно замахала руками и
запричитала:
– Не убивай, миленький.
Странно! Что ее так напугало? Может, увидела
страшный сон? И я как можно ласковей прощебетала:
– Будьте любезны, скажите…
Но бабулька тупо повторяла:
– Не убивай, миленький, внуки маленькие,
дочка без мужа!
Ну надо же, сумасшедшая какая-то! Я устало
провела рукой по вспотевшему лбу и ощутила пальцами эластичную ткань. Господи,
забыла стянуть с головы черные колготки, неудивительно, что несчастная бабка
приняла меня за киллера. Быстро сдернув маску с лица, я, хихикая, пояснила:
– Глупо, конечно, но это я берегу свою
нежную кожу от мороза. Не бойтесь, бабулечка!
Старуха, держась за сердце, стала хватать ртом
воздух, потом, придя в себя, укоризненно покачала головой:
– Тьфу на тебя! Напугала до усрачки.
Третьего дня вот такие же, черномордые, в соседнем доме жильца убили. Ну,
думаю, теперь ко мне явились!
Подождав, пока она успокоится, я спросила:
– Сейчас в подъезд вошел мужчина, как его
зовут?
– А тебе зачем? – проявила
бдительность лифтерша.
– Он парковал машину и мою стукнул, да
убежал.
Бабка покачала головой:
– Никто сейчас не входил, ты первая. И
чего по ночам шляешься, спать давно пора.
Я вытащила сторублевую бумажку и положила на
стол. Старушка покосилась на купюру.
– Бабушка, поглядите на машину, может, вспомните,
чья?
Лифтерша вылезла из-за стола и, шаркая
огромными, явно не по размеру «дутыми» сапогами, выглянула во двор.
– Вон та, что ли, грязная?
– Она самая.
– Райкина.
– Чья?
– Рая на ней катается из 272-й квартиры,
а мужики у нее каждый день новые. Уж извини, с которым теперь живет, не знаю.
Артистка, танцует где-то, ночью на работу ходит. Все приличные люди домой, а
она из дому.
– Фамилия как?
– Райкина? То ли Зверева, то ли Тигрова,
как-то по-звериному.
Я вздохнула. Больше из бабки ничего не
вытянешь, хотя нет:
– Метро какое рядом? И где
домоуправление?
– Метро у нас еще не построили… «Митино»
будет. А домоуправление за лифтом, приходи завтра к десяти, как раз Марию
Геннадиевну застанешь.
Ровно в десять утра я открыла дверь
домоуправления. Из-за письменного стола сурово глянула домоуправша.
Представляю, как ее боятся бабки-лифтерши. Сто килограмм живого веса обтягивал
темно-синий трикотажный костюм. Волосы, взбитые до невозможности, напоминали
сахарную вату, глаза из-за накрашенных ресниц глядели как из-за решетки,
кровавый румянец, толстый слой пудры, ярко-синие тени. Пухлые пальцы со слегка
облупившимся на ногтях лаком украшали золотые кольца с большими рубинами.
Каменное выражение лица довершало картину.
Я молча прошла в комнату, села на стул, достала
сигарету и задымила.
– Здесь не курят, – моментально
отреагировал монстр.
– Извините! Но я так волнуюсь, так нужен
ваш добрый совет!
Мария Геннадиевна повела накрашенной бровью. Я
продолжала плакаться:
– Понимаете, наша семья оказалась в
ужасном положении. Всю жизнь посвятили любимому сыну. Муж – генерал, и мальчик
воспитан идеально: послушный, аккуратный, закончил институт. Купили ему
квартиру, машину, невесту подобрали. Чудесная девочка, дочь наших друзей.
Оставалось только свадьбу сыграть. Так надо же, познакомился где-то с девкой,
Раисой. И всё! Родителей побоку, невесту – вон, эта баба его словно околдовала.
Ничего о ней не знаем, кроме того, что живет у вас в 272-й квартире. Помогите,
пожалуйста, скажите, сколько ей лет, где работает, есть ли родители? Умоляю! Вы
сама мать и должны понять меня. – С этими словами я положила перед Марией
Геннадиевной пятьсот рублей. Домоуправша тяжело вздохнула:
– Очень хорошо вас понимаю. У самой
парень лимитчицу приволок. Ни кола ни двора, трусы рваные, родители алкоголики!
Рая из 272-й тот еще фрукт. Фамилия ее – Лисицына, лет – двадцать пять.
Квартиру купила недавно, года не прошло.
Домоуправша покраснела и стала похожа на
гигантскую свеклу. Сплетни лились из нее рекой.