– Маня! – искренне возмутилась
я. – Ну и сарай! Неужели нельзя хоть чуть-чуть прибрать?
– Некогда, – отмахнулась
девочка, – лучше скажи, что это такое?
Она сдернула наушники, щелкнула плейером, и из
динамика полился незнакомый голос. Неизвестный мужчина каким-то странным,
невыразительным тоном вел невероятный рассказ: «…ударил его со всей силой
лыжной палкой. Раздался противный хруст, потом Леня упал. Я испугался и
бросился бежать. Все крупно напились, и никто не заметил моего отсутствия.
Утром Леню нашли мертвым, перелом основания черепа. Милиция приняла версию о
несчастном случае. Будто парень поскользнулся и упал на камни. Прошло уже
пятнадцать лет, но происшедшее мучает меня до сих пор».
Маня выключила плейер и уставилась на меня. Я
пожала плечами:
– Похоже на признание в убийстве. Где
кассету взяла?
– В гостиной на столике, думала – Кешка
оставил.
Значит, это запись из кабинета Сержа. Голос
странный какой-то, словно говорящий либо под наркозом, либо пьяный!
Вспомнилось, как сама болтала невесть что, сидя в гостиной у Радова. Казалось,
профессор лишил меня воли, и язык живет сам по себе. И главное, совершенно не
помню, что несла. Хорошо, что в моем прошлом нет никаких страшных тайн: убитых
родственников, задушенных младенцев, украденных миллионов. Максимум, в чем
могла признаться: кража сборника Анны Ахматовой в институтской библиотеке году
этак в 78-м.
Значит, Серж записывает сеансы! И кассета,
которую прислали Зайке, тоже сделана у Радова. Ловко придумано. Профессор
выпытывает секреты, а потом шантажирует клиентов. Ольга, например, не могла
понять, откуда появилось ее признание. И я ни за что бы не догадалась, если бы
сама не попала к Сержу в пациентки. Наверное, мой транс оказался не таким
глубоким, как у Зайки, вот и помню кое-какие подробности. Невестка же,
бедняжка, моментально отключалась.
Кассета была самая обычная – коричневая,
плоская. На наклейке надпись 4-2С. Ни имени, ни фамилии. Интересно, мужика тоже
шантажировали? Кто он? Нужно снова попасть к профессору на прием и пошарить в
кабинете, вдруг найду ключ к шифру и узнаю, как зовут этого 4-2С.
На следующий день около часа дня я приехала в
«Бабочку». На голову нацепила кудрявый парик модного цвета «баклажан», лицо
размалевала, как индеец на тропе войны, глаза надежно упрятала за дымчатыми
очками. Балахонообразное мешковатое платье, кстати, стоившее безумных денег в
Париже, изменило фигуру, каблуки прибавили роста. Для пущей конспирации
засунула за щеки комочки ваты и осталась довольна – родная мать не узнает.
Впрочем, оказалось, что старалась зря. На этот
раз заказы принимал молодой парень в безукоризненном костюме. С виду подающий
надежды дипломат.
– У мужа день рождения, – принялась
я петь известную песню. – Хочется сделать сюрприз.
– Превосходно, – оживился
администратор.
В ход опять пошли фотоальбомы. Я сделала
наконец выбор, и товар должны были доставить тем же вечером в девять часов.
Покачиваясь на километровых каблуках, выползла на улицу. Погода портилась.
Опять повалил снег, колкие снежинки полетели прямо в лицо. Голова начала
мерзнуть. Ничего, сейчас залезу в машину и согреюсь. И в эту самую минуту я
увидела Сержа Радова, садящегося в такси вместе с каким-то мужиком.
Что делать? «Пежо» не шикарный автомобиль, но
в Москве их не так много, тем более ярко-василькового цвета. Профессор
прекрасно знает мою тачку и сразу заметит слежку. Пришлось ловить частника.
– Езжай за такси, смотри не упусти.
Водитель косо глянул на меня, но повиновался.
Попетляв немного по улицам, такси остановилось у ресторана «Сударыня». Серж со
спутником исчезли внутри, я ринулась за ними.
Небольшой зал, всего на десять столиков,
выглядел уютно. Радов с приятелем устроились у окна, я села по соседству.
Профессор заметно нервничал, незнакомый мужчина свистящим голосом говорил:
– Срок – неделя. Ищи где хочешь, думай,
куда Изабелла товар засунула. Не найдешь – плати. Через семь дней включу
счетчик, а еще через пять, если не отдашь, плохо будет.
– Почему я должен вам верить? –
неожиданно начал сопротивляться Серж. – Может, Белла все уже отдала, а вы
теперь узнали о ее смерти и хотите нажиться. Сначала докажите, что товар был.
– Ну, блин, дает! – восхитился
мужчина. – Я честный торговец, ерундой не занимаюсь. Белка всегда брала
большой кусок, а через неделю расплачивалась. Другие вперед платили, но
Изабелле мы доверяли, она никогда нас не подводила и долг отдавала точно в
срок. А тут «снежок» взяла, и все, с концами. Днем у меня была, вечером
застрелилась. Не могла она успеть «дурь» раздать. Либо товар найдешь, либо
деньги. И не делай вид, что не знал о ее привычках, не поверю. Трепаться мне
недосуг, так что прощай!
Говоривший резко встал, бросил на стол
несколько скомканных сторублевок и ушел. Серж остался сидеть, глядя в
пространство. Выкурив сигарету, он отодвинул нетронутую еду и побрел прочь из
ресторана. Я пошла за ним. Ледяной ветер немилосердно задувал под парик.
Неудобные каблуки постоянно подворачивались, к тому же я ужасно боялась
упустить Радова из виду. Но профессор и не думал спешить. Похоже, он бесцельно
слонялся по Центру, наконец купил в булочной отвратительный торт с масляными
розами несъедобного вида и принялся ловить такси. Я его опередила. Просто
повезло. Левак готов был ехать в любом нужном мне направлении. Дождавшись,
когда Радов наконец поймает машину, я велела следовать за ним.
Профессор приехал в район Нижних Мневников.
Убогое место. Каскады небольших блочных пятиэтажек. Квартиры тут похожи на
клетки для канареек. Радов вошел в грязный подъезд с выбитой входной дверью и
стал подниматься по лестнице, я на цыпочках последовала за ним. На четвертом
этаже он позвонил в одну из квартир. С площадки третьего я услышала, как
женский голос спросил:
– Кто там?
– Я, – ответил Радов, – открой,
Зиночка.
Загремела цепочка, и невидимая Зина
обрадованно проворковала:
– Ой, Сержик, входи.
Дверь с грохотом захлопнулась, я подлетела к
ней и прижалась ухом. Слышно было буквально каждое слово. Спасибо строителям за
картонные двери!
– Раздевайся, раздевайся, –
ворковала женщина, – чайку попьем, что-то редко заходишь.
– Работы полно, Зинуля, времени совсем
нет. Где Жорик?
– Сейчас явится.
– Не болит язва?
– Да он забыл о ней, как новый стал, все
тебя добрым словом поминает.
