Выслушав тягостные инструкции, я, кряхтя,
взяла прибор и мелкими перебежками потащилась искать такси. В прошлый раз
математик был более галантен и довел до машины, но сейчас предпочел остаться
дома. Оно и понятно. С неба сыпалась ледяная крошка, по земле разливалась
грязная каша, ветер противно задувал под куртку, и я подумала, что идти к
машине, если не близко, следует в пальто или шубе. Куртка хороша, когда сразу
запрыгиваешь в теплый салон. Да и обувь не годится: коротенькие ботиночки на
тонкой подметке. Придется купить военные ботинки на платформе.
Дома я, к счастью, не попалась на глаза никому
из детей и спрятала дешифратор в гараже. Завтра поеду в «Пиккадилли».
Но на завтра планы резко изменились.
Около часа позвонил Степка и принялся, как кот
вокруг горячей каши, ходить кругами:
– Как дела?
– Спасибо, хорошо. А ты как?
Приятель замялся и сказал:
– Просто чудесно. Только погода плохая.
Посудачив минут пять о циклонах и
антициклонах, я решила облегчить Степкину жизнь и спросила в упор:
– Говори, зачем звонишь?
– Наверное, это все не очень вовремя, и
ты сочтешь меня бесчувственным чурбаном, – заюлил Войцеховский.
– Давай короче.
– Завтра мы с Полей подаем заявление в
загс.
Вот уж новость так новость. Правда, штампа в
паспорте им придется ждать целый месяц, и время еще есть.
– Подъезжай завтра к пяти, –
продолжал Степка, – регистрация в восемнадцать тридцать.
– Как регистрация? – ужаснулась
я. – Вы же только заявление несете!
– А я договорился с заведующей, чтобы нас
тут же и расписали. Чего канителиться? Правда, там очередь, но она ради нас
останется после работы, поэтому и время такое дикое – полседьмого вечера.
Я треснула трубкой о рычаг и понеслась ловить
такси.
Коридоры 18-й больницы – унылые, кишкообразные
помещения, застеленные протертым линолеумом. По ним, зябко кутаясь кто в халат,
кто в платок, бродили больные. Единственный телевизор в холле, черно-белый
«Рубин», показывал очередное «мыло», и возле экрана сидели на железных стульях
безвозрастные женщины. Светлана Александровна пила в ординаторской кофе. Мы
поболтали минут пять, и она пошла за Полиной. От нечего делать я подошла к окну
и выглянула на улицу. На снегу бродили встрепанные вороны. Птицы рылись в
помойке, выискивая съестное.
Дверь кабинета стукнула. В комнату вошла
Лариска. Только похудевшая на двадцать килограмм. Тот же рост, те же глаза и
нос, крупный рот. Вот только волосы подвели – пережженные дурацкой химической
завивкой и редкие, они совершенно не походили на роскошные Ларкины кудри. Хотя
на такой случай имеются парики.
Полина секунду постояла у двери, потом
неуверенно сказала низким, хриплым голосом:
– Это вы меня в эту тюрягу укантропупили?
– Хочешь тысячу долларов? – спросила
я в лоб.
Полина принялась пересчитывать сумму на
бутылки, потом, ошеломленная радужными перспективами, осторожно осведомилась:
– Чего делать надо?
Я поудобней устроилась на жестком больничном
стуле и принялась обрисовывать ситуацию. Пришлось нелегко. Мозги женщины,
совершенно проспиртованные, отказывались ей служить. Еле-еле воткнула в ее
глупую голову нужные сведения. Узнав, что ничего криминального от нее не
требуют, Полина согласилась, и мы начали действовать.
Для начала я велела ей надеть привезенные
вещи. Специально подобрала их в Ларискином стиле – черные брюки и ослепительно
красный пуловер. Уши у Полины оказались не проколотыми, и от серег пришлось
отказаться. Коротенькие сапожки на каблуке, красивый кулон с цепочкой. На
голову нахлобучили парик. Лицо я покрыла светлым тоном и подкрасила глаза. Губы
не тронула. Люлю редко пользовалась губной помадой. В качестве завершающего
штриха опрыскала женщину духами «Коко Шанель». Любимый Ларисой запах поплыл по
ординаторской. Я отступила на пару шагов и залюбовалась достигнутым
результатом. Да, одень пенек, будет как майский денек.
К Войцеховским прибыли ровно в пять. Велев
Полине ждать условного знака, я вошла в дом. В гостиной в светло-бежевом
костюме сидела невеста. Меня опять поразило несоответствие элегантной одежды и
вульгарного макияжа. Рядом топтался обряженный в вечерний костюм жених. Я
оглядела присутствующих: все те же лица. Что ж, это к лучшему, что собрались
только свои.
– Дашка, – возбужденно закричал
Петька, – вот новость так новость!
Я совершенно не разделяла ни его энтузиазма,
ни его радости, поэтому сказала:
– Новость, конечно, удивительная. Всего
сорок дней прошло после смерти Ларисы, а у вас свадьба.
Степка покраснел как рак, а невеста даже не
вздрогнула. Мило улыбнувшись, она спокойно смотрела перед собой.
– Живым жить, – вздохнул
Кирилл, – жаль Люлю, но у Степы ребенок, бизнес; ему, не в пример тебе,
деньги с неба не упали. Одному трудно со всем справиться. Я, например, очень
рад, что он нашел себе такую очаровательную жену. И, вообще, Дарья, на свадьбе
принято дарить подарки, а не говорить гадости.
Ах, так! Ну погоди, доктор.
– Подарок здесь, – спокойно сообщила
я, – сейчас придет.
Отодвинув занавеску на окне, я помахала рукой
и с удовлетворением увидела, как Полина вылезла из такси и направилась к дому.
Вошла в холл, сняла пальто, приблизилась к двери гостиной и… раз, распахнула
ее. Эффектный вход.
Уставившись на вошедшую, Степка слегка
прибалдел, потом робко спросил:
– Вы кто?
– Это мой подарок, – сказала я как
могла спокойно, – познакомься, пожалуйста. Младшая сестра Ларисы – Полина.
Невеста вскочила на ноги, но я была начеку и
быстренько схватила ее за руку:
– Нет, Мариночка, вам еще следует
объяснить весь маскарад.
Петька растерянно переводил взгляд с одной
женщины на другую и бормотал:
– Ничего не понимаю.
– И понимать-то нечего, – сообщила
я, – съездила в Качалинск и привезла вам настоящую Полину. А то Степка
собрался жениться на мошеннице. Прошу любить и жаловать, Марина Коваленко,
авантюристка. Судима по 147-й статье, как брачная аферистка. И никакой она не
ветеринар, а просто собачий парикмахер. Спасибо Марусе, она сомнения в моей
душе поселила.
– Но у нее же паспорт на имя Полины
Николаевны Нестеровой, – тихо произнес Степка, – и завещание.
