— Конечно, — спокойно ответила Энджи, беря его дорогое кашемировое пальто и вешая на плечики.
Интересно, выдает ли ее лицо то, что она несколько задета? Ведь этот человек, которого она не видела две недели, мог хотя бы снизойти до того, чтобы поздороваться с ней. Ни тебе «привет», ни «как дела?»! А если бы ее заменила какая-то из других секретарш, он заметил бы это? Но хороших секретарш не должно беспокоить то, что они могут быть незаметными. А Энджи гордилась тем, что была хорошей секретаршей.
— Как прошла поездка? Удачно? — вежливо спросила она, кладя на центр стола Риккардо ту папку, которую он просил.
Он пожал плечами:
— Нью-Йорк есть Нью-Йорк. Ты сама знаешь. Деловой, шумный, красивый.
Энджи не знала, кстати, поскольку никогда там не была.
— Полагаю, что так, — вежливо заметила она, не решаясь задать вопрос, который давно мучил ее. О том, виделся ли он с Полой Прентис — женщиной, с которой год назад связывали его имя все газеты. С Полой — загорелой белозубой блондинкой, с телом, которое ведущие журналы для мужчин считали самым вожделенным.
Когда Риккардо встречался с этой калифорнийской красавицей, он часто проводил уик-энды в Большом Яблоке
[1]
. И Энджи нервно вглядывалась в его лицо каждый раз после его возвращения в ожидании того, что он вот-вот объявит, что собирается сделать эту великолепную Полу своей невестой. Но этого так и не произошло. К невероятному для Энджи облегчению, они снова поссорились — судя по газетам, поскольку Риккардо, естественно, не обсуждал свою личную жизнь с какой-то секретаршей.
— А как сделка с «Камиллой»? — спросила она, поскольку поэтому именно вопросу он и летал в Нью-Йорк.
— Frustrante, — сказал он и тут же перевел: — Сорвалась.
— Я и сама могла догадаться, что значит это слово, Риккардо.
— Да?
Смоляные брови высоко взметнулись. Интересно, были ли у его разумной надежной мышки-секретарши хоть какие-то собственные проблемы? Он очень в этом сомневался. Ну, если только сложности с поиском свежего журнала по вязанию, с поломкой телевизора. Он мельком взглянул на нее:
— Уж не брала ли ты уроки итальянского?
— Нет. Может быть, у меня плохой итальянский, но, столько лет проработав у вас, я научилась понимать кое-какие, в том числе и бранные, слова, — сухо сказала она. — А теперь скажите, как насчет чашечки кофе?
Риккардо едва заметно улыбнулся:
— С удовольствием выпил бы… Разве ты не видишь сама?
— Конечно, вижу, потому что…
— Потому что?..
— Вы абсолютно предсказуемы.
— Серьезно?
— Как восход солнца по утрам. Вот, например, через минуту вы начнете вздыхать по поводу сегодняшней корпоративной вечеринки…
— Разве это будет сегодня? — Рикардо взъерошил и без того взлохмаченные волосы. — Madonna mia!
[2]
— Вот видите! — пробормотала Энджи, направившись к кофе-машине, которая была доставлена сюда за немалые деньги из его родной Италии. — Вы совершенно предсказуемы.
Забыв о бумагах, которые лежали перед ним на столе, Риккардо откинулся на спинку кресла и какое-то время наблюдал за секретаршей, думая, что она единственная женщина, которой не возбранялось время от времени поддразнивать его. Она была сейчас, безусловно, намного менее застенчива, чем когда он взял ее к себе, хотя одевалась не намного лучше. Он окинул пренебрежительным взглядом ее аккуратную шерстяную юбку, строгую блузку и подавил вздох. Как скучно! Но, в конце концов, разве безыскусность не была причиной того, что именно Энджи он предпочел видеть в роли своей ближайшей помощницы?
Риккардо подыскивал кого-то, чтобы заменить пожилую даму, которая стояла на страже его интересов в офисе с момента его приезда в Лондон и которая, несмотря на все его уговоры, собиралась уволиться, чтобы посвятить свое время внукам.
Тот день был совершенно изнурительным. Он проводил одно собеседование за другим, и ему уже стало казаться, что каждая потенциальная «мисс Вселенная» пыталась убедить его в том, что пределом ее мечтаний было набирать на компьютере его письма и отвечать на телефонные звонки. Он не поверил ни одной из них, потому что позы, которые красотки при этом принимали, заставляли усомниться в искренности их слов.
Риккардо знал, чего хочет. Он хотел хотя бы на работе отдохнуть от постоянного назойливого внимания женщин, которое доставляло ему мучения с юных лет. К тому же он пытался найти кого-то, кто был готов работать на его условиях. Ему была нужна секретарь в традиционном понимании этого слова. Секретарь, не ассистент. Он не собирался никого учить и продвигать по службе. И он хотел именно секретаря, а не любовницу.
Он уже направлялся домой, когда, проходя мимо открытой двери одного из кабинетов, заглянул туда и увидел склонившееся над бумагами невзрачное существо. С точки зрения итальянского мужчины с изысканным вкусом, каковым, без сомнения, был Риккардо, выглядела девушка отвратительно: деловая юбка, которая ее нисколько не украшала, собранные сзади в тугой пучок волосы…
Помнится, он взглянул на свои часы — было уже довольно поздно — и восхитился ее преданностью делу, но потом решил, что ей, видимо, незачем торопиться домой. Вряд ли перед дверью такой мышки выстроилась целая очередь влюбленных в нее мужчин. «Может быть, она из тех женщин, которые днюют и ночуют на работе?» — криво усмехнувшись, подумал он.
Видимо, девушка почувствовала его присутствие, потому что круто повернулась и покраснела, увидев босса. Давно уже женщины не краснели в его присутствии, и на мгновение легкая улыбка тронула губы Риккардо.
— Могу я быть чем-то полезна, сэр? — спросила она, и по ее тону Риккардо понял, что она знает, кто перед ней.
— Возможно, сможете. — Прищурившись, он бросил взгляд на унылую обстановку кабинетика, потом на ее, на удивление длинные пальцы. — Набирать текст умеете?
— Конечно, сэр.
— Быстро?
— О да, сэр.
— А что бы вы сказали, — спросил он, — если бы я попросил вас сделать мне кофе?
— Спросила бы, с молоком или без, сэр, — мягко ответила она.
Риккардо улыбнулся. Похоже, завышенными амбициями эта мышка не отличается. На следующий же день она была переведена в его офис.
Энджи оказалась лучшей из всех секретарш, которые когда-либо работали у него. Прежде всего, потому, что знала свое место и не претендовала ни на что другое. А возможно, что не менее важно, потому, что не была влюблена в него, хотя, естественно, обожала, как все без исключения женщины.
… Его воспоминания прервались, когда он почувствовал соблазнительный аромат, и Энджи поставила перед ним чашку кофе. Разумеется, это был капуччино, поскольку полдень еще не наступил, а после ленча она подаст чернильно-черный эспрессо. «Она действует, как… успокоительный бальзам на воспаленную кожу, — вдруг подумал он. — Как долгая теплая ванна после трансатлантического перелета…»
