Наслаждение… Это было его слово, оно было ему хорошо знакомо. В силах Паскуале было доставить ей наслаждение… невероятное наслаждение, стоило ей лишь протянуть руку. Кончиком языка она непроизвольно облизнула пересохшие губы. Глаза Паскуале потемнели.
- Тебе не следует этого делать, bella mia, - мягко упрекнул он ее, не отрывая взгляда от ее дрожащих губ, - не делай таких движений - провоцирующих… - Он слегка прикоснулся пальцем к ее полной нижней губе. - Если только ты готова справиться с последствиями.
Ошеломленная, завороженная, Зуки не отрывала глаз от его лица. Он все еще держал ее за руку. О Зуки, ради всего святого! - в отчаянии подумала она.
И попыталась высвободиться, но не смогла. Не потому, что он крепко ее держал, а потому, что у нее не было сил. А затем вырваться и вовсе стало невозможно, так как другой рукой Паскуале стал гладить ее талию. Полупрозрачный, серебристый шелк был настолько тонок, что ей казалось: Паскуале гладит ее кожу. Помоги мне, Господи, взмолилась она, отдаваясь своим ощущениям.
- Паскуале, - едва слышно прошептала она, забыв обо всем: о своей борьбе, о лжи во спасение и своих добрых намерениях.
- Что? - Желание, прозвучавшее в его голосе, показалось ей бальзамом, проливающимся на открытую рану.
- Отпусти… меня.
- Не хочется этого делать, но придется. Как жаль, что мне надо завтра лететь в Нью-Йорк, сага, - с сожалением произнес он. - Но… - его голос снизился до шепота, - я оставлю тебе кое-что в залог будущего. - И он прильнул к ее губам.
Она попыталась сделать то, о чем поклялась себе в начале вечера - с тех пор прошла целая вечность, - превратиться в его объятиях в кусок льда. Но мягкое прикосновение его губ моментально растопило этот лед.
Еще она поклялась себе не разжимать губ, но и это ей не удалось. Когда он крепко прижал ее к себе, она со вздохом разомкнула губы и, почувствовав его язык, окунулась в водоворот восхитительных эротических ощущений.
Зуки качнулась, но Паскуале держал ее крепко. Раз у нее нет сил ему сопротивляться, она с таким же успехом может сделать то, чего больше всего хочет, решила она.
И ответила на его поцелуй.
Она с наслаждением обвила руками его широкие плечи, лаская плотный шелк его смокинга, как будто хотела почувствовать сквозь ткань его мускулистое тело Паскуале ответил тихим стоном, который привел ее в восторг.
Зуки не помнила, как долго длился их поцелуй, но был момент, когда она чуть не потеряла сознание.
- Паскуале, - прошептала она.
Он взглянул на нее: щеки ее пылали, глаза горели, губы припухли от поцелуя.
Но полуулыбка, тронувшая его губы, не была ни мягкой, ни нежной, ни даже ироничной. Она была бесстыжей, откровенно хищной.
- Мне следует взять тебя сейчас, чтобы погасить тот мучительный пожар, который ты во мне зажгла и который грозит меня уничтожить, - сказал он, отпуская ее.
Ей пришлось собрать все свои силы, чтобы не рухнуть к его ногам.
Он, вероятно, догадался об этом и протянул руку, но она молча отстранила ее и оперлась на подлокотник дивана.
- Мне надо лететь ранним рейсом, - с сожалением сказал он. - Но могу тебе обещать следующее: когда я, наконец, доберусь до твоей постели, не жди, что я уползу на рассвете. Буду заниматься с тобой любовью столько, сколько потребуется, сага mia.
Он ушел, тихо закрыв за собой дверь, но его угроза еще долго звучала у нее в ушах.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Паскуале был в Нью-Йорке, и жизнь Зуки, казалось бы, должна была стать менее напряженной.
Это в теории, а в действительности была совершенно другой.
Зуки поняла, что скучает по нему. А если быть честной, то жестокая и болезненная правда заключалась в том, что она очень скучала.
У нее было два съемочных дня для «Формидабль», но она постоянно ловила себя на том, что надеялась увидеть Паскуале в студии.
Она потеряла аппетит, ее покинули чувство юмора и желание заниматься живописью. На четвертый день солнечным утром она решила позвонить своей невестке и попросить разрешения провести день с племянником. Керсти смогла бы отдохнуть, а Тоби такой забавный, что заставит ее забыть о Паскуале.
Но на звонок никто не ответил, и Зуки решила позвонить в офис Пьера, чтобы узнать, где его жена и сын.
Она набрала номер прямого телефона, и чуть было не выронила трубку, услышав знакомый низкий голос, ответивший:
- Да?
Так, значит, он вернулся из Нью-Йорка, подумала Зуки, почувствовав боль в сердце. Приехал и не позвонил ей. Глупо, но такова была ее реакция…
- Алло? - несколько нетерпеливо переспросил он.
- Алло, - наконец отозвалась Зуки, убедив себя, что будет выглядеть по-детски, если она просто положит трубку.
- Зуки? - тут же спросил Паскуале. - Это ты?
- Да, я. А Пьер на месте?
- Ага, он здесь.
- Можно мне с ним поговорить?
- Сейчас. Как ты себя чувствуешь?
Ей показалось, что ему это действительно интересно. Может быть, он тоже по ней соскучился?
Ох, Зуки, подумала она, у него в Нью-Йорке наверняка было с кем развлечься.
- Все в порядке, - несколько сдержанно ответила она. - Как ты?
Он рассмеялся, очевидно находя забавным ее официальный тон.
- Устал. Даже очень. Полно было дел. - Понизив голос, он спросил: - Ты по мне соскучилась? - Как ему удается облечь в слова именно то, о чем она думает?
- Ну конечно. Мне тебя не хватало, как дырки в голове. Знаешь поговорку?
Он лишь радостно засмеялся.
- Я слышал от Ломас, что съемки прошли успешно.
- Да, говорят.
- Поужинаем сегодня вечером? - внезапно спросил он.
Здравый смысл вдруг улетучился, и она чуть было не согласилась, но тут же очнулась и решила ни за что не поддаваться искушению. К тому же сейчас не надо было смотреть в эти дьявольские черные глаза, так что отказываться было не так уж и трудно.
- Я не могу.
- Свидание? - коротко спросил Паскуале.
- Я занята, - попробовала она увильнуть от ответа.
- Настолько, что не можешь отменить встречу? - произнес он с прежним высокомерием.
- Тебе еще никогда не отказывала ни одна женщина?
- Спрашиваешь, а сама вряд ли хочешь услышать ответ на этот вопрос, не так ли, Зуки?
- Почему меня должен волновать твой ответ? - холодно возразила она. - Меня нисколько не интересует твоя личная жизнь.
- Неужели? - мягко рассмеялся он.
- Представь себе. Что касается твоего предложения отменить мою встречу, то и не подумаю. Тебе не кажется, что это было бы невежливо?
