- Ты пришел угрожать мне судом за нарушение контракта… - начала она.
- Нет, Зуки, - перебил он ее. - Я здесь не поэтому.
Зуки сглотнула. Крошечный загородный домик, который она сняла, стал казаться не больше кукольного в присутствии этого высокого, темноволосого, мрачного человека.
- Как, черт возьми, ты меня нашел?
- Это было нелегко, - признался он. - Ты ведь уехала так неожиданно, не сказав никому ни слова. Я понял, что твой выбор окончателен.
- Ты правильно понял.
- Вижу.
- Просто удивительно, как тебе удалось меня найти?
- Мне, в конце концов, сказала твой агент.
- Карли? Какого черта она это сделала? Ведь я ей строго-настрого приказала…
- Я смог ее уговорить.
- Ты не имел на это права.
- Неправда, Зуки, - у меня есть все права, включая право знать, носишь ли ты под сердцем моего ребенка.
Сердце Зуки бешено забилось.
- Паскуале, я…
- Да или нет? - потребовал он.
Земля, казалось, завертелась у нее под ногами.
- Ты беременна? Мне нужно это знать.
- Нет, - спокойно ответила она, ощутив внезапно солоноватый привкус во рту. Она поняла, что не беременна, спустя неделю после того, как уехала из отеля, но это открытие не принесло ей облегчения. Напротив, она проплакала весь день, словно ее лишили чего-то бесценного.
Паскуале вздохнул с явным облегчением, и Зуки ужаснулась тому, как глубоко это ее ранило. А что бы он стал делать, если бы она была беременна? - с горечью подумала она.
- Зачем тебе это знать?
Паскуале взглянул на Зуки, прищурившись, как будто его удивил ее вопрос.
- Зачем? - с насмешкой в голосе повторил он, и Зуки почувствовала, как в ней поднимаются гнев, и печаль, и боль, которые она так долго в себе подавляла.
- Да, зачем? Или ты имеешь обыкновение преследовать своих бывших партнерш, чтобы узнать, станешь ли ты папашей?
- Как правило, - холодно смерил он ее взглядом, - они так быстро не убегают из моей постели.
- Да уж, наверняка, - выпалила она с пылающим от ревности лицом. - Не беспокойся, Паскуале, на этот раз тебе повезло…
- Повезло? - воскликнул он. Задумчивость во взгляде сменилась еле сдерживаемым гневом, а в голосе послышалось недоумение. - Мне как раз не повезло, потому что мне не удалось сделать так, чтобы ты забеременела. А у меня было такое намерение, - подчеркнул он, глядя на нее с вызывающим высокомерием.
- У тебя… намерение? - переспросила она слабым голосом.
- Естественно. Я всегда предохраняюсь. Но в тот раз с тобой - нет. И поверь мне, Зуки, это не было случайностью. То была запланированная оплошность. Хотя при тех обстоятельствах забыться было не так уж трудно - ты вызвала во мне такую жгучую страсть, что я просто потерял голову.
Недоверие боролось в ее душе со страстным, первобытным желанием. Она пыталась вникнуть в смысл его слов.
- Ты хочешь сказать… - запинаясь пролепетала она, - что ты хотел, чтобы я забеременела?
- Я занимался с тобой любовью, - поправил он ее. - Но если бы я в это время сделал тебя беременной, я был бы очень счастлив.
Голова у нее шла кругом.
- Но зачем ты это сделал? - Она была в полном недоумении.
Паскуале немного помолчал, потом кивнул головой, словно принял какое-то решение.
- Я вовсе не горжусь тем, как к тебе относился, Зуки. Не задумываясь, я лишил тебя целомудрия. Несправедливо обвинял тебя в том, чего ты никогда не делала, и мне за это страшно стыдно.
Но он не ответил на ее вопрос.
- Я все еще не понимаю, почему ты хотел, чтобы я забеременела?
- Неужели? Правда не понимаешь? - Он странно посмотрел на нее. - Почему мужчина вдруг понимает, что он хочет быть все время, днем и ночью, с одной женщиной? Почему он хочет, чтобы определенная женщина, и только эта женщина, стала матерью его детей? Это называется любовью, Зуки. - Его голос стал совсем тихим. - Что же делает этот мужчина, когда женщина, которую он любит, дает ему ясно понять, что не чувствует того же к нему? Я так безумно хотел, чтобы ты была моею, что готов был привязать тебя самым надежным способом - ребенком.
Не веря своим ушам, она хотела было что-то сказать, но голос ее не слушался. Он только что признался ей в любви, но она не верила его словам.
- Ты лжешь, Паскуале, - наконец нашлась она. - Ты лжешь!
- Я не лгу, Зуки. Разве тебе не понятно, что я люблю тебя? Люблю с тех пор, как впервые увидел тебя подростком у нас дома, великолепную копну твоих волос, отливающих золотом на солнце. А твоя манера опускать голову и смотреть на меня искоса своими золотистыми глазами просто сводила меня с ума, пробуждая низменные желания, не дававшие мне спать по ночам. Однако я не смел признаться в своих чувствах и старался их побороть. Я отчаянно пытался смотреть на тебя как на школьную подругу своей младшей сестры, но все время чувствовал себя виноватым - ведь чем чаще я тебя видел, тем все больше хотел. После той грозовой ночи мне стало легче тебя ненавидеть, чем признаться в том, что я тебя люблю.
Все это ложь, ложь, говорила себе Зуки, отчаянно пытаясь заглушить надежду, вызванную его словами.
- Но ты же выгнал меня из дома. Помнишь? Оскорблял меня и всячески старался унизить…
- А ты не понимаешь, почему? - спросил он. - Ты еще была школьницей. Господи, тебе же было всего семнадцать! Я был гораздо старше, опытней, а ты - почти ребенок, гость в моем доме, и я был за тебя в ответе - морально и физически. Я не имел права злоупотребить своим положением или силой. В ту ночь я почти потерял над собой контроль - я, который никогда в жизни не терял головы! И я не был честен сам с собой.
- Честен? - не поняла она. - Каким образом?
- Я позволил себе притвориться, будто не знаю, что занимаюсь любовью с тобой, что нахожусь в полусне и что рядом со мной другая женщина. Я позволил себе поверить в то, что ты безнравственна и оказываешь дурное влияние на мою сестру.
В душе я давно подозревал, что Франческа после смерти матери вела себя в пансионе не слишком хорошо, но не хотел себе в этом признаваться. Отец совершил ошибку, отослав ее в Швейцарию, а я эту ошибку поддержал. Но в то время отец был больше занят красивой молодой женой, а не судьбой Франчески.
Мне легче было приписать тебе дурное влияние на мою сестру. Только так я мог справиться с осознанием того, что почти занялся любовью с такой молодой девушкой. Лишь презрение к тебе могло удержать меня от желания любить тебя снова и снова. Ведь, как бы я ни желал тебя, ты была очень молода. Слишком молода.
Он замолчал. Глаза его сверкали, как горящие угли.
