Кардинал конечно убережет ее от позора, и так или иначе
соединит с любимым.
Аббаты за столом говорили только об этом. Молчал один
Казанова. Позже Гама рассказал, что около девяти часов очень красивый аббат,
похожий на переодетую женщину, передал через камердинера письмо для Его
светлости, а он попросил провести аббата во внутренние комнаты и там оставил.
Казанова выказал определенную меру холодного интереса. Он
верил, что все уже в прекрасном порядке, что кардинал взял Барбару под свою
защиту. На другое утро Гама сияя от радости пришел к Казанове. Кардинал уже
знает, что соблазнитель Барбары — друг Казановы. Он думает, что Казанова равным
образом друг Барбары, так как он брал у нее и у отца уроки французского. Они
убеждены, что Барбара провела ночь в постели Казановы. Они удивлены нескромным
поведением Казановы. Казанова напрасно уверял Гаму, что видел Барбару шесть
недель назад, что ему смешна мысль о том, что она могла спать с ним. «Тем не
менее эта история вам повредила», сказал Гама.
Вечером оперу не давали, и Казанова без стеснения пошел к
кардиналу. На другой день Гама рассказал, что кардинал отправил Барбару в
монастырь и заплатил за переезд. Ее история скоро стала темой болтовни в Риме.
Казанове приписывали главную роль. Он, естественно, все отрицал. Отец Джорджи
наставлял его, что все зависит от случайностей и от мнения людей, а не от
правды. Если Казанова в сорок лет будет на конклаве выдвинут в папы, эта
история может ему повредить.
Когда в начале поста разговоры поутихли, кардинал Аквавива
пригласил его в кабинет. В Риме утверждают, что он и Казанова из корысти
покровительствуют любовнику Барбары. Вообще говоря, эта болтовня его не
трогает. Тем не менее ни один кардинал такую болтовню не игнорирует. Поэтому
Казанова должен покинуть свой дом и Рим, конечно под каким-нибудь благовидным
предлогом или даже с важным делом. У кардинала везде друзья. Благодаря его
рекомендации Казанова найдет место. Утром на вилле Негрони он должен назвать
ему цель своей поездки и через восемь дней уехать.
«Уходите», сказал он, когда Казанова пустил слезу. «Не
показывайте мне своего отчаянья.»
Два часа Казанова ходил по садам виллы Боргезе. Он был в
отчаяньи. Он полюбил Рим. По дороге к счастью он упал в пропасть. Что было его
главной ошибкой? Слишком большая любезность.
На другой день он доверил кардиналу всю драму влюбленных.
Весь в слезах целый час он говорил о своем горе. Кардинал спросил только:
«Куда?»
От гнева у Казановы высохли слезы: «В Константинополь!»
Кардинал помолчал немного и сказал со смехом: «Я благодарен,
что не в Исфахан! Тогда у меня были бы затруднения. Вы получите специальный
паспорт, потому что в Романьи на зимних квартирах стоят две армии.»
Дома Казанова сказал себе, что он либо свихнется, либо
доверится вдохновению своего доброго ангела.
Через два дня кардинал вручил ему паспорт и запечатанное
письмо к Осману Бонневалю — паше Карамании, жившему в Константинополе.
Венецианский посланник да Лецце дал рекомендательное письмо к богатому
турецкому другу.
Донна Чечилия при расставании сказала, что Лукреция скоро
станет матерью. В первый раз Казанова хвастается отцовством. Анжелика конечно
не пригласила его на свадьбу.
Папа послал привет Бонневалю; свое благословение он едва ли
мог послать, так как Бонневаль, происходивший из древнейшего французского
графского рода и бывший генералом принца Евгения, стал мусульманином и
генералом янычаров. Однако, папа благословил Казанову и подарил золотой венок с
розами из агата — стоимостью в двенадцать цехинов.
Аквавива вручил ему кошелек с семьюстами цехинов. Казанова
ехал в почтовой карете, рядом были мать и дочь; они были уродливы, путешествие
скучным.
Глава 6
Беллино и фенрих Казанова
Я Казанова. Путешественник.
Казанова. «Воспоминания»
В Анконе он начал жизнь авантюриста. Семь месяцев назад он
приехал сюда, чтобы возможно стать папой. С венком каменных роз от папы он
снова появился в Анконе на пути в Турцию.
Тогда, несмотря на сверкающие перспективы, он был вынужден
жить на милостыню нищенствующего монаха, сегодня у него не было перспектив, но
была тысяча цехинов. В Калабрии он отказался от карьеры из страха перед скукой,
в Риме он разрушил ее состраданием к беременной женщине; вместо того чтобы
начать новую карьеру, следующие двадцать лет он смеялся над серьезностью жизни,
из-за игры слов уехав в Константинополь, где его ждали только приключения и
чужой замкнутый мир.
Именно потому, что он жил без плана и профессии, он стал
искателем эротических приключений. Вплоть до двадцати лет его эротические
авантюры были достаточно скромными. Он познал двух полудевочек-полуженщин. Он
любил две пары сестер и при удобном случае заимел молодую сестру. Это
последовательность указывает на будущего соблазнителя, неохотно упускающего
что-либо. Юморист вывел бы из этого новое психологическое правило.
Все его случайные победы над захваченной врасплох
арендаторшей и кухаркой священника в Осаре глубоко устыдили Казанову,
получившего отказы от графини Бонафеде, от маркизы Дж., от племянницы
священника Анджелы, от куртизанки Джульетты, и вероятно также от госпожи Вида и
Барбары Далакуа.
К двадцати годам у него были лишь две настоящие возлюбленные:
шестнадцатилетняя Нанетта, восемнадцатилетняя Лукреция. Обе покорились слишком
быстро, если не сказать что сами соблазнили его. На первой же девушке,
захваченной им настойчивостью и дерзостью, он сразу же хотел жениться и только
обстоятельства предотвратили это.
Он остановился в Анконе в лучшей гостинице, поругался с
хозяином, который в постный день не хотел подать ему мясо и рассказал
кастильскому поставщику испанской армии в Италии Санчо Пико, с которым
познакомился в гостинице, что он секретарь кардинала Аквавивы, кем уже больше
не был.
Многие критики утверждали, что он там не был, и что его
пребывание в Калабрии, Неаполе и Риме протекало по-другому. Все даты были
перепроверены и было найдено, что он не слишком ими манипулировал. Следуя
Густаву Гугитцу, Казанова возвратился в Анкону не 25 февраля 1744 года, как
написано в воспоминаниях, а в начале 1745 года, когда уже шла война за
австрийское наследство между испанскими и австрийскими войсками в северной
Италии. К счастью в своем окружении Казанова встречал меньше скептиков, чем в
потомках.
«Вы любите музыку?», спросил Санчо Пико. «Рядом живет
примадонна.» Казанова последовал за ним, он любил примадонн.
За столом сидела пожилая женщина, две хихикающие девушки и
два картинно-красивых мальчика. Старший, кастрат, и был «примадонной», ему было
самое большее семнадцать лет. Как и во всем церковном государстве, в Анконе
певицы театра тоже ценились за невыносимое побуждение к греху. Младший сын,
Петронио, выступал в качестве танцовщицы. Чечилия учила музыку, Марина
занималась танцами; Казанова, который из молодых женщин всегда ценил и
предпочитал самых молодых, давал им одиннадцать и двенадцать лет.
