Семейство происходило из Болоньи, жило своими талантами и
было по обычаю болонских комедиантов столь весело, что Казанова был опьянен их
яркой радостью. Кастрат Беллино сел к клавиру и чарующе спел. Он был похож на
Лукрецию и на маркизу Дж., у него была красивая грудь, жгучие глаза и Казанова
мог поклясться, что Беллино — женщина в мужском платье.
Чтобы разрешить эту эротически смущающую загадку, Казанова
откладывал отбытие со дня на день, тратил цехины на детей и на мать, страдавших
от бедности и от злости театрального директора, по просьбе Беллино взял
Петронио слугой, приглашал семейство на кофе, на обед, на кипрское вино и тем
не менее находил у Беллино холодный отклик. Он получил только поцелуй от
Петронио, который прикоснулся полуоткрытыми губами, но когда Казанова объяснил,
что это не в его вкусе, этот Гитон, этот профессиональный сладострастник совершенно
расстроился.
Джакомо всего лишь хотел безвредно провести время с
молоденькими девушками и распределял за столом кипрское вино и поцелуи направо
и налево Марине и Чечилии, и ко взаимному удовольствию ощупывал их сверху
донизу, при этом он ухватился за кружевное жабо Беллино и открыл красивейшую
грудь, как он говорит «доказательство пола Беллино».
«Этот недостаток», возразил Беллино, «я разделяю с
товарищами по судьбе». Когда же Казанова запечатлел на этой груди поцелуй,
Беллино убежал.
Когда перед сном Казанова запирал дверь, пришла Чечилия, уже
наполовину раздетая. Не возьмет ли господин Беллино с собою в Римини, где тот
выступит в опере?
Только если он получит желанное объяснение!
Чечилия убежала и сразу вернулась. Беллино уже в постели, но
завтра утром он выполнит желание господина, если господин отсрочит отъезд еще
на двадцать четыре часа.
Только если Чечилия проведет с ним ночь!
«Вы любите меня?», восхищенно спросила девушка. Он очень ее
любит. Она побежала к матери, спросить разрешения, и вернулась сияя от радости
— мать считает его благородным человеком. Она считает его щедрым. Чечилия
поклялась, что девственница, мигом заперла дверь и бросилась в его объятия. Она
была милой, но он не был влюблен. Утром он осчастливил мать, подарив Чечилии
три дублона.
Из-за этого днем дулась Марина. Ночью он спал с Чечилией.
Утром он уедет с Беллино. Ею пренебрегли.
«Ты хочешь денег?», смеясь спросил Казанова.
«Речь идет о любви», возразила она.
«Ты еще слишком мала.»
«Я сильнее Чечилии и еще не имела возлюбленного.» Он
наполовину пообещал. Радостная она побежала к матери за свежими простынями на
утро, чтобы в гостинице ничего не заметили. Удивленный плодами театрального
воспитания, он нашел свою шутку весьма удавшейся.
На прогулке с Беллино они забрели в гавань и из любопытства
взошли на турецкое судно. Первой, кого они увидели на борту, была греческая
рабыня из лазарета. Она стояла рядом со старым капитаном. Не подарив ей даже
взгляда, он спросил капитана, что у него на продажу, и капитан провел Казанову
и Беллино в свою каюту. Казанова сделал вид, что не находит ничего
существенного, и наконец попросил прекрасную жену капитана выбрать для него
что-нибудь. Турок засмеялся. Она что-то сказала по-турецки. Тогда он вышел из
каюты.
В следующее мгновение она бросилась на шею Казановы и
вскричала: «Вот он, миг счастья!» Он сразу принял подходящую позу и в спешке
сделал с ней то, что ее господин пять лет не делал. Прежде чем он закончил, она
услышала, что идет турок, со вздохом освободилась и так искусно встала перед
Казановой, что он смог привести свою одежду в порядок, иначе это приключение
стоило бы ему многих денег или даже жизни. Несмотря на свое возбуждение, он
втайне смеялся над Беллино, который дрожал всеми членами от неожиданности и
смущения.
Позднее Беллино объяснил, что это невероятное представление
дало ему особое понимание характеров гречанки и Казановы. Казанова же не
объяснил ничего. Беллино должен был понять, что любовный акт для Казановы
значит мало.
Вечером Казанова ужинал с семейством, Чечилия и Беллино пели
неаполитанские песни. В полночь Казанова попросил Беллино объясниться. Но
Марина уже ждала под дверью. Она вошла боязливо, думая что Казанова может быть
не в духе, сомневаясь в ее девственности. Казанова успокоил ее, дал ей утром
три дублона и пошел к своему банкиру. Ему нужны были деньги для Беллино, если
тот окажется женщиной. Вечером после ужина, после кипрского вина и песен он
предпринял новую атаку на Беллино и с отвращением отдернул руку. Ему
показалось, что он наткнулся на мужчину. Он отослал его, утром он с ним уедет,
Беллино больше нечего бояться.
Они отправились со слезами девушек и благословением матери,
которая с венком из роз в руках бормотала «Отче наш», повторяя: «Dio provedera»
(Помоги, Господь). Господь помог уже скоро. Многие из тех, кто живет
запрещенным промыслом, контрабандисты и сводницы, обладают таким прекрасным
доверием к богу. Уже у Горация воры просят помощи у богов.
По дороге Казанова опять забыл все свои намерения и сказал
Беллино: «Признайся, что ты — женщина!» Он угрожал насилием. Беллино
расплакался и хотел выйти. Казанова растрогался. Но перед Синигалией его опять
разобрало. Сомнение грызло его. Беллино избегал любой проверки; тогда Казанова
захотел сделать кастрата женщиной в постели или самому стать ему женщиной в
противоестественном разврате.
«Мои муки были невероятны», наивно говорит Казанова. Он
признается, что любовь и гнев приводят к фальшивой логике.
В Синигалии он остановился в лучшей гостинице и так как в
комнате была только одна постель, спросил «с очень спокойным лицом», не хочет
ли Беллино развести в соседней комнате огонь. Когда Беллино мягко возразил, что
хочет разделить постель с Казановой, тот сдержал радость. Он твердо решил
оставить кастрата в неприкосновенности. Он узнает силу своей воли.
За столом Беллино сладострастно смеялся. Казанова
нетерпеливо встал. Беллино принес ночник, скромно разделся и лег в постель.
Когда Казанова улегся, Беллино прильнул к нему, поначалу безмолвно. Их уста
слились и Казанова был на вершине наслаждения, которого никогда еще не испытывал.
Влечениями Беллино говорила чистая любовь. Новый пыл, море наслаждения.
Казанова удвоил свое счастье счастьем Беллино. Следуя своей арифметике, он
находит четыре пятых своего наслаждения в наслаждении, которое он доставляет
возлюбленной. Старость потому отвратительна, что еще наслаждаясь сама, не может
более доставлять наслаждение.
«Ты рад? Я была достаточно влюблена?», спрашивала Беллино.
«Я не ошибаюсь?», спрашивал Казанова. Какая неожиданность и какая прелесть.
Беллино начала рассказывать: «Меня зовут Тереза.» У ее отца,
бедного чиновника в Болонье, жил знаменитый кастрат Салимбени, который
дебютировал в Милане в опере Хассе. Молодой и красивый, он обучал
двенадцатилетнюю Терезу. Целый год она аккомпанировала ему на клавире и в
постели. Уже целый год она была его возлюбленной, когда ее отец умер, а
Салимбени «плача» сообщил, что должен ее покинуть. Она плакала. Салимбени решил
отправить ее в Римини в пансион учителя музыки, где уже жил мальчик по имени
Беллино в возрасте Терезы, которого изувечил его многодетный больной отец,
чтобы после смерти отца мальчик содержал других детей своим певческим
искусством. В Римини Салимбени узнал, что мальчик Беллино днем раньше умер.
Тогда Салимбени отдал Терезу под видом кастрата в пансион матери Беллино, чтобы
там она выучилась петь и через четыре года под видом кастрата приехала в
Дрезден, где он будет выступать в королевской опере. Никто в Болонье ее не
знал. Братья и сестры Беллино помнили его только маленьким. Мать
ублаготворилась деньгами. Тереза надела одежду мальчика, обещала ни в чьем
присутствии не раздеваться и назвалась именем Беллино. Когда развилась грудь,
это приписали увечью. С помощью маленькой штучки, которую дал Салимбени, она
создавала иллюзию, способную устоять перед поверхностным ощупыванием. За год до
того, как она узнала Казанову, Салимбени умер, а их мать нашла в театре Анконы
место для Беллино-певца и для Петронио-танцора.
