Казанова устал, его обувь изорвалась, ноги стерлись, был час
до заката. Казанова сказал Бальби: «Нам надо в Борго ди Вальсугана, первое
местечко по ту сторону границы, где мы сможем отдохнуть спокойно, как в Лондоне.
Чтобы дойти туда нам надо разделиться; вы пойдете через леса на Мотелло, я
через горы, вы легким и кратким, я — длинным и тяжелым путем. У вас есть
деньги, у меня нет. Я вам дарю плащ, вы обменяете его на крестьянский костюм и
шляпу, к счастью вы выглядите, как крестьянин. Вот семнадцать лир, оставшихся у
меня от двух цехинов Аскино, возьмите их! Послезавтра вечером вы будете в
Борго, я прибуду туда на двадцать четыре часа позже. Ждите меня в первой
харчевне слева. Если вы полагаетесь на меня, то я ухожу. Эту ночь я должен
переспать в хорошей постели и спокойно, что невозможно, пока вы со мной. Нас
станут везде разыскивать. Наши личности точно описаны. На каждом постоялом
дворе, где мы появимся вместе, нас могут арестовать. Вы видите мое бедственное
положение. Я должен отдохнуть десять часов. Идите. Я найду поблизости постель.»
Когда Бальби отказался, Казанова вытащил пику и начал копать
яму, потом он посмотрел на Бальби печально и сказал: «Как добрый христианин я
должен вас предупредить: готовьтесь к свиданию с Господом; я похороню вас здесь
живым или мертвым, если вы не пойдете дальше один». Наконец Бальби уступил, они
обнялись и Бальби ушел. В одиночестве Казанова чувствовал себя в большей
безопасности.
Неподалеку он увидел пастуха со стадом, спросил у него имя
местечка и имена пяти-шести хозяев домишек. К счастью это были честные люди,
которых он знал, среди них семейство Гримани, глава которой был одним из трех
инквизиторов. Красный дом вдали принадлежал, однако, капитану делла кампанья,
шефу сбиров. Механически Казанова побрел туда, хотя имел гораздо больше
оснований уйти прочь. Он действовал, исходя из темного инстинкта. Он вошел во
двор, спросил ребенка, игравшего в кружочки, где отец, вышла мать, очень
приятная, беременная женщина, спросившая, что он хочет от ее отсутствовавшего
мужа.
Он спросил о своем куме, и она решила, что он — господин
Веттури, который должен стать крестным ее будущего младенца. Казанова попросил
о ночлеге; она обещала; муж, к сожалению, за час до этого ушел с тремя сбирами,
потому что из-под Свинцовых Крыш сбежали двое заключенных, патриций и человек
по имени Казанова, муж будет искать их три дня и три ночи и до этого не
вернется.
Она увидела раны Казановы; он сказал, что упал на охоте в
горах, она обещала ему хороший обед и материнскую заботу. Она была легковерна:
в белых шелковых чулках, в костюме из тафты, без плаща и слуги не ходят на
охоту в горы. Он хорошо поел и выпил, старушка сделала ему компресс на колено,
он заснул в ее руках, пробудился после двенадцати часов покоя в шесть часов
утра, его раны зажили, он встал, дверь была не заперта, он сошел по лестнице и
через двор покинул дом, не увиденный двумя парнями, которые там стояли и могли
быть только сбирами. Даже через десятилетия он дрожал при мысли, что миновал
такую опасность. Он был ошеломлен, что вошел в этот дом, и еще больше, что смог
покинуть его. Он прошагал пять часов по лесам и горам и пополудни увидел
церквушку на пригорке, куда к мессе спешило множество прихожан. Он почувствовал
потребность выразить там свою благодарность, хотя вся природа является
подлинным храмом господа; он вошел и увидел Марка Антонио Гримани, племянника
государственного инквизитора, со своей женой Марией Пизани. Он поздоровался,
они ответили. После мессы он вышел, Гримани последовал за ним.
«Что вы здесь делаете, Казанова? Где ваш спутник?»
Казанова попросил денег. Гримани отказал и посоветовал, так
как он на дороге паломников, пользоваться их благодеяниями.
Казанова шагал дальше до вечера; он увидел уединенный
красивый дом, где хозяйка сказала, что хозяин на два дня ушел за реку на
свадьбу, но поручил ей хорошо принимать всех друзей, которые придут за это
время. Так он поел и переночевал прекрасно в доме известного человека, как он
говорит, консула Ромбенги; он написал ему благодарственное письмо, которое
запечатал. После пятичасового марша он поел в монастыре капуцинов и около трех
часов дня подошел к дому, хозяина которого назвали крестьянином. Он был
менялой, с которым Казанова ранее часто имел дела. Его провели к господину,
который сидел за письменным столом и при виде Казановы отшатнулся от ужаса.
Казанова попросил у него шестьдесят цехинов в обмен на расписку, которую
оплатил бы Брагадино; друг сказал, что не осмеливается дать ему даже стакан
воды из страха перед возмездием трибунала, он должен исчезнуть. Тогда Казанова
в ярости схватил его за ворот, вынул пику и пригрозил убить на месте. Дрожа,
хозяин достал ключ и открыл укладку с золотом. Казанова велел плохому другу
дать ему шесть цехинов. Меняла сказал, что хочет дать ему шестьдесят цехинов,
как он желает, но Казанова взял только шесть и обещал написать в Венецию, чтобы
ему там возвратили шесть цехинов, и ушел с угрозами.
Он шел два часа до вечера, неважно поел у какого-то
крестьянина, спал в стогу, утром купил старый плащ, нанял осла и вблизи Фельтре
купил пару сапог. Так подошел он к таможне, стражник не оказал ему чести даже
спросить его имя, за что Казанова был ему благодарен.
Он взял коляску с двумя лошадьми и спозаранок выехал в Борго
ди Вальсугана, где нашел отца Бальби в указанном трактире, но не узнал его,
пока Бальби не заговорил с ним, так изменился Бальби в длинном плаще и мягкой
шляпе поверх толстой шерстяной шапочки. Один крестьянин дал ему все это за плащ
Казановы, он дошел без неожиданностей, ел и пил хорошо. Он сказал, что уже не
ждал Казанову.
Следующий день Казанова оставался в постели и написал более
двадцати писем в Венецию, среди них десять-двенадцать циркулярных, где
объяснил, почему был принужден взять шесть цехинов силой.
Бальби написал дерзкое письмо отцу Барбариго, своему
церковному главе, пяти своим братьям и галантные письма трем дамам, которым
обязан был своим несчастьем.
Казанова велел спороть галуны со своей одежды и продал
шляпу, чтобы избавиться от бросающейся в глаза роскоши.
Позже Казанова начал литературно-критический процесс, не
часто удававшийся автором последующих поколений.
И Казанова и его современники считали побег из-под Свинцовых
Крыш наиболее славным его деянием.
Эта темница и этот чудесный побег придали литератору
человеческое достоинство, превратили легкомыслие в моральную силу. Они
превратили человека, который в столь многих городах Европы оставил свои жертвы,
обманутых девушек, обманутых игроков, обманутых простаков, в жертву института,
ставшего символом романтической тирании. Циничный виновный стал здесь
страдающим невинным, эротический охотник — преследуемой дичью и победившей
жертвой инквизиции: Человек, сбежавший из-под Свинцовых Крыш!
Двое заключенных в тайной и тиранической темнице
венецианской инквизиции, Бальби и Казанова, сумели наладить переписку между
своими камерами; они изготовили оружие; они проделали дыру между камерами,
соединились, сделали отверстие в косой крыше, на которую взобрались, вылезли
через люк на другую крышу, проломили дверь на парадной лестнице, пересекли Пьяцетту,
ускользнули в гондоле, избежали поимки, были не раз узнаны, Казанова
переночевал в доме шефа полиции, который искал его повсюду в округе в двадцать
миль с бандой конных загонщиков, они убежали за границу!
