Казанова пошел в Итальянскую Комедию. Конечно он был влюблен
в Терезу де ла Мер, но Манон, с которой он имел лишь удовольствие обедать в
семейном кругу, ограничивала любовь к Терезе, не давшей ему желать большего. Не
желают того, чем владеют, говорит Казанова, и женщины правы, когда отказывают,
только почему не отказываются мужчины?
Дочь Сильвии любила его, знала, что он ее любит, не
признаваясь ему, потому что не была уверена в своей сдержанности и знала свое
непостоянство.
Вначале она была помолвлена с композитором Шарлем Франсуа
Клементом, чья оперетта «La Pipee» ставилась в 1756 году в Итальянском театре;
три года он давал ей уроки на клавире, был двадцатью годами старше и очень в
нее влюблен. Она смотрела на него с восхищением, пока не пришел Казанова. Она
ждала объяснения от Казановы и не заблуждалась. Отъезд девицы де ла Мер
способствовал его решению. После объяснения они расстались с Клементом.
Казанове стало еще хуже. Мужчина, говорящий о своей любви женщине, иначе, чем
пантомимически, говорит Казанова, должен еще ходить в школу. Он сам не брал
свои максимы всерьез.
Через три дня после отъезда Тиретты Казанова собрал свои
пожитки и получил комнату напротив девицы де ла Мер. За ужином толстая графиня
обращалась к нему, как к куму, и так играла девочку перед Тиреттой, что ему
становилось тошно.
Позже пошли визиты, среди них госпожа Фавар и аббат Вуазен.
Казанова едва лег в постель, как появилась его возлюбленная. Эта ночь была
лучше первой; удовольствие уже не смешивалось с невинностью неопытной девушки.
Несколько дней спустя Тиретта пригласил своего друга к
графине на обед с купцом из Дюнкерка. Казанова был вне себя от горя. Банкир
Корнман ввел жениха; красивого, элегантного мужчину около сорока лет. После еды
тетушка с двумя господами скрылась на два часа в свою комнату. Потом она
пригласила всех назавтра на обед. Тереза вежливо сказала, что будет рада снова
увидеть господина П. завтра.
Казанова остался на ночь. Прошло только четверть часа, как
он лег в постель, когда вошла Тереза, к его изумлению полностью одетая. Она
должна поговорить с ним, прежде чем разденется. Без обиняков, должна ли она
выйти замуж за купца?
«Как он тебе?»
«Я не испытываю неприязни.»
«Иди за него!»
«Этого достаточно. Адью. В это мгновение кончается наша
любовь; начинается наша дружба. Ложитесь спать. Я пойду в свою постель».
Казанова просил, чтобы их дружба началась с утра.
Она призналась, что очень любит его, но если должна стать
женой другого, то должна быть этого достойна. Может быть, она сделает
счастливым другого? С явным трудом она оторвалась от него.
Он не мог сомкнуть глаз. Он был сам себе отвратителен. Какая
из его вин больше: что он соблазнил ее или что отдал другому? Тем не менее, он
остался на обед. Тереза блистала в беседе. Казанова, как обычно, отговорился
зубной болью. Она не сказала ему ни слова, не удостоила ни единым взглядом.
После еды графиня с племянницей и купцом ушла в свою
комнату. Через час вошла Тереза. Ее можно поздравить. Через восемь дней она
после свадьбы уедет с мужем в Дюнкерк. Назавтра все приглашаются к банкиру
Корнману, где будет подписан брачный контракт.
Казанова думал, что свалится на месте. Дома он испытывал
адские муки. Он должен помешать свадьбе или умереть. Он написал пламенное
письмо девице де ла Мер. Через четыре часа он получил ее ответ: «Поздно, мой
друг. Вы решили мою судьбу. Я не могу отступить… Наша любовь слишком рано
познала счастье… Я умоляю вас не писать мне больше».
Из ревности, из уязвленного тщеславия, полубесчувственный,
он думал, что она внезапно влюбилась в купца, и решил убить его, чтобы
отомстить неверному чудовищу. Он решил рассказать все купцу; если это не
подействует, то вызвать его на дуэль; если купец откажется, то убить его.
Утром он оделся быстро, но очень тщательно, сунул в карманы
два заряженных пистолета и пошел к банкиру Корнману.
Купец спал. Казанова подождал с четверть часа, лишь
укрепившись в своем решении. Вдруг его соперник появился в шлафроке с
распростертыми объятиями и сказал дружеским тоном, что ждал визита Казановы;
ведь он друг его невесты и он сам конечно станет другом Казановы и всегда будет
разделять чувства Терезы к Казанове.
К счастью, купец говорил целую четверть часа. Вошел господин
Корнман, подали кофе, Казанова сказал несколько учтивых слов. Кризис миновал.
Жаркие характеры привязываются друг к другу слишком
напряженными нитями, замечает Казанова, и либо раздирают друг друга, либо
теряют свою гибкость.
Он ушел и смотрел на себя с большим удивлением,
обрадовавшись дружескому разрешению и одновременно униженный тем, что должен
благодарить лишь случай, что не стал убийцей.
Бесцельно шатаясь по улицам, он случайно встретил брата. Это
полностью успокоило его. Казанова пошел с ним на обед к Сильвии и остался до
полуночи. Он вскоре понял, что юная Балетти уже забыла его «неверность».
Казанова верил, что наконец он ухватил счастье. Ему не
хватало лишь одного достоинства, пишет он, зато существенного: выдержки.
Господин де Бернис встречал его «не только как друга, но и
как министра». Он поручал ему некоторые тайные дела. Казанова был готов ко
всему. Шеф министерства иностранных дел аббат де ла Виль пригласил его на обед.
За столом он познакомился с секретарем неаполитанской миссии аббатом
Фердинандом Галиани, религиозным писателем, который был в дружбе с госпожой
д'Эпине, с Гольбахом, Гриммом и Дидро; Дидро писал о нем: «Этот карлик,
рожденный у подножия Везувия… Этот Платон с живописью и жестами арлекина».
(Галиани впервые приехал в Париж в 1759 году. Казанова познакомился с ним позднее.)
Казанова хвалит талант Галиани, придавая своим серьезным
замечаниям комический вид.
Казанова продолжал «платонически, как школьник» любить Манон
Балетти. Как он выразительно говорит, его дружба и уважение к семейству
запрещали ему соблазнить Манон. Столь морально мог вести себя этот искусный
соблазнитель, когда им двигал интерес или настоящее чувство. Он все сильнее
влюбляясь в Манон, он сам не знал, чего он собственно хочет.
В начале мая 1757 года аббат де ла Виль дал ему тайное
задание выведать секреты восьми-десяти военных кораблей на рейде Дюнкерка и
незаметно подружиться с офицерами. Сильвия помогла ему с паспортом. Казанова
поговорил в Дюнкерке со всеми офицерами армии и флота. За три дня для каждого
капитана он стал хорошим другом, обедал на всех судах, молодые офицеры
объяснили ему каждую деталь. Он написал отчет и через месяц после сдачи рапорта
получил пятьсот луидоров.
Вместо того, чтобы выбрасывать двенадцать тысяч франков,
министр мог бы легко получить такой же отчет даром от первого же хорошего
интеллигентного офицера. «Но таковы министры во Франции. Они расточают деньги,
которые для них ничего не стоят, чтобы обогатить свои креатуры. Они были
деспоты, народ считали ничем; государство было в долгах, финансы истощены. Я
думаю, революция была необходимой, но она не должна быть кровавой, а моральной
и патриотической, однако аристократы и клир не были достаточно благородны,
чтобы принести необходимые жертвы королю, государству и самим себе».
