Маленького Йозефа он нашел в руках госпожи д'Урфе. Она
позволила ему спать с собой, но сразу откажется от этого удовольствия, если он
будет непослушным.
Казанова нашел это превосходным, мальчишка сильно покраснел.
Позже пришел Сен-Жермен и сел за стол, не есть, а говорить. Он рассказывал
невероятные вещи, всегда являясь очевидцем или героем своих историй. Казанова в
голос засмеялся, когда Сен-Жермен рассказал, как обедал с отцами города
Триента. Казанова говорит в мемуарах, что временами перенимал эту технику
Сен-Жермена.
Госпожа д'Урфе рассказала Казанове, что будет ждать созревания
Йозефа, когда она наверное возродиться в Йозефе. Она отдала его в
аристократическую школу, где были ее племянники, и дала ему имя графа Аранда.
Тиретта посетил Казанову в красивой карете, графиня
Монмартель напрасно предлагала ему свои прелести и богатства в приданое, если
он на ней женится.
Казанова снял сельский домик за Мадлен, называвшийся «Пти
Полонь», Маленькая Польша. Он стоял на небольшом холме, рядом с королевской
охотой, позади садов герцога Грамона. Там были два сада, простиравшиеся террасообразно,
три большие комнаты, широкая конюшня, прекрасный подвал, баня, чудесная кухня.
Владелец Маленькой Польши звался «королем масла», причем так и подписывался,
потому что Людовик XV однажды останавливался у него и хвалил его масло. Он
оставил Казанове превосходную кухарку, «жемчужину» мадам Сен-Жан. Казанова
приобрел доброго кучера, две красивые коляски, пять лошадей, конюха и двух
лакеев.
Тогда же через графа д'Эргвиля он познакомился с графиней дю
Румен. Она была скорее мила, чем красива, царственно сложена, ее любили за
кротость, искренность и любезность к друзьям. Она запрашивала оракула Казановы
гораздо чаще госпожи д'Урфе. Казанова любил ее, но не отваживался на
объяснение.
Когда венецианец Реццонико стал папой Клементом XI, он дал
Бернису сан кардинала. Людовик XV дал Бернису берет и двумя днями позже выслал
в Суассон. Такова дружба королей. Казанова потерял своего лучшего покровителя.
У госпожи д'Урфе тогда появилось желание познакомится с Жан
Жаком Руссо. Она посетила его с Казановой в Монморенси под предлогом дать ему
ноты для копирования, что он делал превосходно. Ему платили вдвое другого
копииста, но он гарантировал безошибочную работу. На это он тогда жил.
«Мы нашли человека», пишет Казанова, «простого и скромного
вида, говорившего разумно, но в общем не выделявшегося ни как личность, ни
духом. Руссо показался нам любезным человеком, но, тем не менее, не обладавшим
изысканной вежливостью хорошего общества, поэтому госпожа д'Урфе нашла его
неотесанным. Мы видели также женщину, с которой он жил, на виду у которой мы
говорили. Но она едва бросила на нас взгляд. Когда мы ушли, удивительное
поведение философа стало веселой темой наших разговоров.»
С некоторого времени различные спекуляции духа занимали
Казанову, словно против его воли. Этот типичный прожектер восемнадцатого
столетия хотел ради разнообразия вложить собственные деньги в большой проект, а
именно основать фабрику, печатающую шелковую материю с красивыми рисунками,
которую получали в Лионе лишь медленным и трудным методом ткачества. Он
надеялся дешевыми ценами добиться большого торгового оборота. Он обладал всеми
необходимыми химическими знаниями и достаточными средствами, чтобы достичь
предпринимательского успеха. Со знанием дела он следовал схожим экспериментам
Сен-Жермена и посетил знаменитую мануфактуру в Аббевиле. Он связался с одним из
технических и коммерческих специалистов, которого сделал директором фабрики.
Он сообщил проект принцу Конти, который воодушевился и
обещал как свою защиту, так и все желательные налоговые скидки. Это имело
решающее значение. В округе дю Тампль он снял большой красивый дом за тысячу
талеров в год.
Enclos du Tample был известным убежищем злостных должников,
которые при некоторых условиях могли жить здесь нетревожимые юстицией, это было
«привилегированное местечко». Торговцы были там свободны от всех сборов в
пользу своих товариществ и ремесленников и поэтому теснились в лавках. Весь
Париж шел сюда, чтобы купить подешевле и достать товары, которые из-за запретов
на ввоз или других препятствий негде было больше взять.
Принц Конти, который жил там в качестве великого приора
Франции, был судьей этого округа, он был также любителем удовольствий.
Дом Казановы состоял из большого зала для работниц,
помещения склада, множества спален для служащих и красивых жилых комнат для них
же. Он определил на службу врача, взяв его управляющим складом, который
переехал со всем семейством. Он нанял четырех слуг, служанку, вахтера и
бухгалтера, смотревшего за двумя писцами. Директор определил на службу двадцать
набожных и очень милых девушек, которые должны были красить материю. Казанова
привез на склад триста кусков тафты и камлота. Он все оплатил наличными. Он
рассчитывал, что за год до начала продажи израсходует около трехсот тысяч
франков, и надеялся на годовой доход по крайней мере в двести тысяч.
Конечно, эта фабрика могла разорить его, если бы он не нашел
сбыта. Меньше, чем за месяц, он израсходовал шестьдесят тысяч франков на
обстановку дома. Недельные траты достигли двенадцати тысяч.
Литераторы во Франции восемнадцатого века нередко
становились промышленниками или филантропами, например, Вольтер или Бомарше.
С удовольствием Казанова обходил свой гарем: двадцать
отборных симпатичных фабричных работниц, которые зарабатывали в день лишь по
двадцать четыре су. Манон Балетти из-за этого очень серьезно злилась на него,
хотя он уверял, что ни одна из девушек не ночует в доме.
Казанова как фабрикант — это должно было кончиться гаремом
из работниц, индустриальной опереттой! Увы, это кончилось банкротством.
Фабрика чрезвычайно повысила его чувство собственного
достоинства.
В эти парижские годы Казанова вел прямо-таки княжескую
жизнь. Однако его расточительство ежедневно приносило ему новые трудности. Его
фабрика страдала от всеобщего недостатка денег во Франции из-за несчастливой Семилетней
войны. Четыреста покрашенных кусков скопилось на складе. Вплоть до заключения
мира он не мог их продать, но мир казался дальше чем бы то ни было. Ему грозило
банкротство. По необходимости он написал Эстер, не захочет ли ее отец стать
совладельцем. Хопе ответил, что перекупит фабрику и выплатит ему половину
дохода, если Казанова переведет ее в Голландию. Но Казанова любил Париж.
Больше, чем вся Маленькая Польша с пышными пирами для маркиз
и для ветреных девушек, стоили ему его маленькие работницы, чего никто не знал.
Они разорили его. При его потребности к разнообразию двадцать соблазнительных
парижанок были опасным подводным камнем. Любопытный до каждой и не обладая
терпением, он вынужден был слишком дорого платить каждой за ее благосклонность.
Пример первый послужил всем образцом, чтобы требовать
деньги, украшения, мебель и маленький домик. Его влюбленность длилась едва ли
неделю, чаще три-четыре дня. Следующая всегда казалась самой лучшей. Как только
он желал новую, он больше не смотрел на другую, но всегда удовлетворял ее
притязания, и она уходила прочь.
