Манон Балетти мучила его ревностью. Она по праву не могла
понять, говорит Казанова, почему он все оттягивал женитьбу, если ее
действительно любит. Она обвинила его в обмане.
Ее мать Сильвия умерла от свинки на руках у Казановы. За
десять минут до кончины она указала ему на Манон. Он совершенно искренне обещал
ей жениться. «Судьба решила иначе.» К Сильвии он испытывал самую задушевную
дружбу, он считал ее возвышенной женщиной, ее доброе сердце и нравственная
чистота заслужили уважение всех. Он три дня оставался с семейством и делил их
горе.
Подруга Тиретты тоже умерла от мучительной болезни. За
четыре дня до этого, поддавшись попам, она прогнала его с кольцом и двумя
сотнями луидоров. Месяц спустя Казанова дал ему рекомендацию к Хопе в
Амстердам, который отправил его на корабле в Батавию. Там Тиретта затесался в
заговор и должен был бежать. В 1788 году Казанова слышал от родственника
Тиретты, что он богачом живет в Бенгалии.
Казанова, похоже, имел интимную связь с любовником герцога
Эльбефа, одна из заметок в замке Дукс гласит: «Моя страсть к любовнику герцога
Эльбефа. Педерастия с Базеном и его сестрой. Педерастия с Х в Дюнкерке.»
Не исключили ли издатели Шютц и Лафорг некоторые описания
гомосексуальных приключений Казановы?
В издании Шютца такая история рассказывает о молодом русском
Лунине, любовнике секретаря кабинета Теплова, который был знаменит тем, что мог
совратить всех мужчин, и попробовал свои чары на Казанове в присутствии
парижанки Ла Ривьер, которая разъединила соперников. Казанова рассказывал ей,
что воспринимал Лунина как провокатора, потому что он показывал свою белую
грудь и вызывал дам на соперничество показывать свои груди, от чего она
отказывалась, юный русский при этом весьма определенно доказал Казанове свою
симпатию, Казанова ответил в той же манере, и «они поклялись друг другу в
вечной любви и верности.»
С другой стороны, князь де Линь после чтения рукописи первых
двух томов мемуаров, упрекал Казанову: «Над третью этих прелестных двух томов,
дорогой друг, я смеялся, треть возбудила во мне похоть, треть — задумчивость.
За две первые части вас будут бешено любить, последней частью — восхищаться. Вы
любили Монтеня. В моих устах это чрезвычайная похвала. Вы убедили меня как
искусный „физик“ и превзошли — как глубокий метафизик, но вы разочаровали меня
как боязливый антифизик
[1]
и показали себя менее достойным своей
страны. Почему вы отказали Исмаилу, пренебрегли Петронио и стали, наконец,
счастливы, лишь когда узнали, что Беллино — девушка?» (Письма князя, без даты —
«Труды», 1889.).
В начале ноября за пятьдесят тысяч франков он продал часть
своей фабрики некоему прядильщику, который за это взял часть покрашенного
материала, за счет торгового товарищества организовал экспертизу и через три
дня перевел деньги. Ночью врач и управляющий складом вскрыли сейф и исчезли.
Это было тем более тяжко, что обстоятельства Казановы были уже «в беспорядке».
Прядильщик через суд потребовал вернуть пятьдесят тысяч и объявил договор
расторгнутым. Торговец, который поручился за врача, был банкротом. Прядильщику
через конфискацию отошел весь склад, а также Маленькая Польша короля масла,
лошади, коляски и другое имущество Казановы.
Казанова уволил рабочих и слуг, и конечно работниц — большая
экономия! Cобственный адвокат предал его, не опротестовав денежного начета
прядильщика и не послав ему два других судебных решения об оплате, так что
внезапно его арестовали за неявку в суд.
В восемь утра он был арестован на улице Сен-Дени в
собственной коляске, один полицейский сел к нему, другой к кучеру, третий встал
сзади, так они доставили его в тюрьму Фор-Левек.
Через два дня Казанова вышел на свободу и уехал в Голландию.
8 июня графиня Габриель дю Румен пишет «господину де
Сенгальту» в ответ на письмо Казановы, которое ей передал Балетти, она
огорчена, что предательство, вызванное историей с векселями, не позволяет ему
вернуться в Париж. Ее адвокат, обладающий разумом и многими знаниями, уверял,
что сто луи могут выкинуть эту историю из памяти света. Она сожалеет, что не
может достать ему этих денег, но не мог бы он собрать их у своих должников в
Париже? Когда с этим делом будет покончено, он сможет безбоязненно
возвратиться. Справедливость всегда ближе, когда вы рядом. Он должен спросить
оракула о совсем деле и все чувства говорят ей, что он выиграет. (Том XIV,
Георг Мюллер «Письма женщин Казанове»)
В актах торгового суда и парламента находятся и другие
жалобы на Казанову от нетерпеливых кредиторов или бедняг, попавшихся на его
фальшивых векселях. Среди его обычных сотоварищей по векселям находятся
фейерверкер Геновини, художник Франческо Казанова, оба Балетти, отец и сын, имя
директора монетного двора в Париже Мореля-Шательро и имя экс-иезуита, короткое
время наставлявшего Казанову, Анри де ла Айе.
Действительно, Казанова через несколько лет после этого
события приезжал в Париж, но всегда лишь на короткое время. Успокоил ли он
своих кредиторов? Заплатила ли за него графиня дю Румен или маркиза д'Урфе?
Во всяком случае в мемуарах Казанова рассказывает, как
начальник тюрьмы Фор-Левек сообщил ему, что надо заплатить пятьдесят тысяч
франков или найти поручителя на эту сумму, чтобы освободиться.
Он получил чистую комнату, письменные принадлежности и
вестового. Он написал своему поверенному, своему адвокату, госпоже д'Урфе и
всем своим друзьям, наконец, брату, который как раз женился. Поверенный пришел
сразу. Адвокат написал, что подал апелляцию, арест незаконный, необходимо пару
дней терпения. Манон Балетти прислала брата со своими алмазными сережками.
Госпожа дю Румен прислала адвоката и написала, что могла бы назавтра прислать
пятьсот луи, если он в них нуждается. Его брат не пришел. Дорогая госпожа
д'Урфе прислала сказать, что ждет его к обеду. Он не думает, что она смеялась
над ним, но считает ее сдвинутой.
В одиннадцать его комната была полна посетителей. Наконец
ему сообщили о даме в фиакре. Он ждал напрасно. В нетерпении он позвал ключника
и узнал, после нескольких справок у тюремного писца, что дама удалилась. По
описанию он узнал госпожу д'Урфе.
Потеря свободы была ему очень болезненна. Он вспомнил
Свинцовые Крыши, хотя они не шли ни в какое сравнение, однако арест может
разрушить его добрую славу в Париже. У него было, говорит он, тридцать тысяч
франков наличными и бумаг на шестьдесят тысяч, но он не мог решиться на эту
жертву, хотя адвокат госпожи дю Румен советовал ему вырваться из долговой
тюрьмы за любую цену. Они еще спорили, когда начальник тюрьмы с огромной
вежливостью сообщил, что он свободен и что дама ожидает его у ворот в карете.
Он послал посмотреть своего камердинера Ле Дюка: это была
госпожа д'Урфе. После четырех часов очень неприятного заключения он вошел в
роскошную карету. (Фактически он был в заключении с вечера 23 августа до 25
августа.)
Госпожа д'Урфе приняла его с большим достоинством. В ее
карете сидел президент суда в форменном берете, который извинился за свою
службу. Казанова поблагодарил его. Он с удовольствием соберет доход у своих
должников, т.е. у прядильщика. Она пригласила его к обеду, но сперва ему надо
появиться в Тюильри и Пале-Рояле, чтобы публика видела, как ложен слух о его
аресте. Совет был хорош.
