Успех пришел к нему по праву! Он готовился, как
генерал-квартирмейстер к зимнему походу. Он взял кредитное письмо, написал
маркизе д'Урфе просьбу о рекомендательных письмах, особенно к французскому
посланнику господину де Шовиньи, это очень важно для розенкрейцера. Он
быстренько посетил еще раз маленьких работниц, но они говорили только на
швейцарском диалекте. «Без наслаждений языка наслаждения любви не заслуживают
этого имени. Я не могу себе представить более мрачного удовольствия, как с
немой, даже если она прекрасна, как богиня.»
С рекомендательными письмами от Луи и Бернарда де Мюральтов
он поехал в Рош, к Альбрехту фон Халлеру.
Бернард де Мюральт писал Альбрехту фон Халлеру 21 июня 1760
года: «Дорогой друг, несколько месяцев здесь у нас есть иностранец… который
зовет себя шевалье де Сенгальт и которого мне очень тепло представила маркиза
де Жантиль на основании рекомендательного письма одной благородной парижской
дамы… Он приехал в Лозанну, так как хочет посетить: 1.Вас, 2.Салину… Он
заслуживает того, чтобы Вы его увидели. Он будет для Вас редкостью, потому что
он загадка, которую мы не можем расшифровать… Он не так много знает как Вы, но
знает очень много. Он с огоньком говорит о всем и кажется поразительно много
видевшим и читавшим. Он, должно быть, владеет всеми восточными языками… Похоже,
он не ищет известности. Каждый день он получает множество писем, каждое утро
работает над таинственным планом, что-то о соединениях селитры. Он говорит
по-французски как итальянец… Он рассказал мне свою историю, которая слишком
длинна чтобы повторять ее здесь. Если Вы пожелаете, он Вам ее расскажет. Он
свободный человек, гражданин мира, говорит он, который строго следует законам
всех правителей, под которыми живет. В самом деле, он ведет здесь весьма
законопослушную жизнь. Как он дает понять, его интересует главным образом
естественная история и химия. Мой двоюродный брат Луи де Мюральт, виртуоз,
очень привязался к нему и думает что это — граф Сен-Жермен. Он предоставил мне
доказательство столь поразительных знаний каббалы, что он, должно быть, колдун,
если каббала действительно верна… Короче, это весьма интересная личность… Одет
и украшен он всегда по высшему разряду. После визита к Вам он хочет также
поехать к Вольтеру, чтобы вежливо указать ему на многочисленные ошибки в его
книгах. Я не знаю придется ли столь любезный господин по вкусу Вольтеру. Вы
доставите мне удовольствие, рассказав, как он Вам показался.»
Альбрехту фон Халлеру, знаменитому анатому, физиологу,
ботанику, врачу и поэту, автору назидательной поэмы «Альпы», было тогда 52
года, он был увенчан почетом и постами, и звался «великим Халлером». Как врач,
он выступал антиподом Вольтеру и Руссо, так как заступался за религию и
авторитеты, и был решительным противником этих философов. В бернской библиотеке
хранится его переписка, около четырнадцати тысяч писем.
Казанова, мастер литературного портрета, набросал
выразительный образ великого человека позавчерашнего века: «Господин фон Халлер
был… телесно и умственно разновидностью великана.»
У Казановы был талант современного репортера задавать
вопросы и дарование салонной дамы участвовать в разговорах. «В то время как
Халлер задавал мне тяжелейшие вопросы, у него был вид ученика, жаждущего быть
наученным.» Халлер спрашивал столь искусно, что Казанова мог давать точные
ответы. Халлер показал переписку, его протестующие письма к Фридриху II
Прусскому, который хотел отменить изучение латинского языка. Халлер, бюргер и
отец дома, называл добрый пример основой воспитания и хороших законов. Напрасно
поднимал Казанова хитрые религиозные вопросы. Казанова оставался у него три
дня, однако, судя по письмам Казановы Луи де Мюральту от 25 июня 1760 года о
своем визите к Халлеру за день до этого кажется, что он был приглашен Халлером
на обед и был там лишь один день. С Вольтером, говорит Халлер, он его
познакомит, хотя многие, в противоречии с физическими законами, вдали кажутся
ему большими, чем вблизи. Казанова должен написать ему свое мнение о Вольтере,
это письмо стало началом переписки между Казановой и Халлером. Казанова владел
двадцатью двумя письмами Халлера и последнее письмо было получено за шесть
месяцев до смерти Халлера. Не найдены ни эти письма в Дуксе, ни письма Казановы
в Берне, однако Херман фон Ленер считает, что набожные наследники могли
уничтожить письма компрометирующих корреспондентов.
В этом месте Казанова говорит: «Чем старше я становлюсь, тем
больше сожалею о своих бумагах. Это настоящее богатство, которое связывает меня
с жизнью и делает смерть еще ненавистнее.» Этот жизнепоклонник ненавидел
смерть, как ненавидят ее лишь молодые люди.
В Лозанне Казанова увидел одиннадцати-двенадцатилетнюю
девочку, столь красивую, что через тридцать пять лет он при воспоминаниях об
девочке пишет эссе о красоте, особенно об одухотворенной красоте женщины,
смотрящей на себя в зеркало. При этом он не знает, что есть собственно красота,
ommepulchrum difficile.
В Женеве он остановился в «Весах». Было 20 августа 1760
года. внезапно его взгляд упал на оконное стекло, на котором он прочел
вырезанные алмазом слова: «Tu oublierae Henriette» (ты забудешь Анриетту). С
ужасной силой он вспомнил то мгновение тридцать лет назад, когда Анриетта
написала эти прощальные слова и волосы поднялись у него дыбом. Здесь он жил с
ней, пока она не уехала в Прованс, а он в Италию. Разбитый упал он в кресло и
предался «тысячам мыслей». Где она, нежная Анриетта, которую он так сильно
любил? И что стало с ним, с его жизнью, с его лучшей частью себя?
Это один из тяжелейших мигов самопознания в жизни Казановы.
Начиная отсюда эти мгновения самокритики и раскаянья возвращаются все чаще,
разумеется только мгновения!
Он сравнил себя с тогдашним Казановой. Ему кажется, что он
потерян. Разве не стал он менее ценен? Он еще способен любить. Но его тогдашняя
нежность исчезла. Сильное чувство, которое могло бы оправдать заблуждение
разума, исчезло тоже. Его прежняя кротость характера, его тогдашняя несомненная
честность, перевешивавшая многие слабости — все исчезло. Главным образом его
ужаснула потеря старой огромной жизненной силы. Лучшая часть его жизни была
позади.
Когда необходимо, он способен даже к благороднейшим
чувствам, он лишь меняет их в сказочной спешке, с которой меняет подруг. Ничто
не остается при нем надолго, ни доброе, ни дурное. Он был калейдоскопической
натурой, козлом отпущения всех возможных ощущений и чувственных впечатлений.
Господин Виллар-Шандье привел шевалье де Сенгальта к
Вольтеру, где «его ждали несколько дней».
Разговор между Вольтером и Казановой есть блестящее место в
мемуарах и один из знаменитых «диалогов» мировой литературы, остроумная комедия
двух протагонистов и хора. Он дает замечательные портреты Вольтера и Казановы,
живой обзор главнейших тем литературы и политики того времени, насыщен
остроумием обоих, массой острот и блестящих описаний, это школа тщеславия и
меткая картина поведения двух литераторов на публике и без нее. Это встреча
всемирной славы со славой скандальной, француза и итальянца, поэта и
авантюриста, встреча двух людей, представлявших два разных мира, но имевших
поразительно много общего, встреча миллионера и ловца удачи, двух спекулянтов,
каждый из которых назвался не своим именем: не месье Вольтер и не шевалье де
Сенгальт. Оба были мнимыми аристократами. Один был предтечей революции, другой
— предвестником реакции, и оба революционизировали, каждый по своей мере, на
свой манер и на своем поле, застоявшееся мышление Европы.
