— Кэти? — Ксавьеро пробудился после недолгого сна.
Она повернулась к нему, и их глаза встретились.
— Что?
— Вот что. — Он просунул ее руку себе между ног, и она почувствовала его твердую, набухшую плоть.
— Снова? — задыхаясь, прошептала она.
— Si
[4]
, снова.
Знакомый жар разлился у нее внизу живота.
— Так… скоро?
— Всегда. Всегда! Потому что ты сводишь меня с ума! Ни с одной женщиной у меня такого не было!
— А со мной? — Кэти водила губами по его шее, щекоча гладкую кожу.
— Dio mio
[5]
но я, кажется, тебя слишком хорошо обучаю, — дрогнувшим голосом ответил он, и… она оказалась лежащей поверх него.
Кэти чувствовала, как заполняется ее лоно. Они с Ксавьеро двигались в унисон, и все вопросы и сомнения потонули в сладкой волне наслаждения. Когда она в экстазе выкрикивала его имя, то этот крик шел из глубины души, от избытка любви к нему, а не только от чувственного восторга.
Позже, когда они встали и оделись, Кэти соорудила ужин, а Ксавьеро откупорил принесенную с собой бутылку красного вина. Разливая напиток в маленькие стаканчики, он с улыбкой проговорил:
— Одно из лучших мировых марочных вин, а мы наливаем его в… кружки для зубных щеток.
Кэти поставила на стол миску с помидорами черри, повернулась к нему и спросила:
— Принести бокалы?
Ксавьеро посмотрел на нее, и в эту минуту его охватило тоскливое желание навсегда переселиться в мир, который он никогда не знал. Где любая покупка подсчитывается, и ничто не покупается бездумно. Для него пить вино из таких стаканов — это все равно что пить его из блюдца. Но это у себя во дворце… А сейчас эти скромные стаканчики символизировали ту простую жизнь, которая была для него невозможна.
— Ничего не надо приносить — мне все подходит, — сказал он.
Кэти вдруг стало страшно. Что с ней будет, когда он уйдет из ее жизни? Она закусила губу и поспешно вышла в кладовку за масленкой. Она боялась, что ее страхи отразятся у нее на лице и отпугнут Ксавьеро.
За ужином она почти не притронулась к еде, но прекрасное итальянское вино выпила. Ей вдруг захотелось хоть что-то узнать о нем, о его жизни… королевской жизни. Они вместе уже несколько недель, а она совсем ничего о нем не знает.
— Расскажи мне о Заффиринтосе, — попросила она.
— Не сейчас, Кэти, — зевая, ответил Ксавьеро.
— Нет, сейчас, — настаивала она. — Почему ты не хочешь?
Он улыбнулся, любуясь прядью густых светлых волос, упавшей на румяную щечку. Она простодушная и искренняя. Для него это ново, и пока что ее наивность не раздражает. К тому же послушна и с таким желанием всему учится… Это качество не может не привлекать. Да если он попросит ее станцевать перед ним голой, чтобы усилить его сексуальное удовольствие, она сделает это не раздумывая!
Он решил отнестись снисходительно к ее просьбе:
— Что конкретно тебе хочется узнать о Заффиринтосе?
— Все.
— Но тебе ведь кое-что уже известно? Ты же заглядывала в Интернет, когда узнала, кто я.
Кэти покраснела, как маленькая девочка, которую застали в тот момент, когда она запустила пальцы в коробку с печеньем.
— Конечно, я смотрела…
— Кто бы сомневался. — Он усмехнулся. — И что ты прочитала?
— Ну, совсем не то, что хотелось.
— А что хотелось?
— Не знаю. — Кэти завернула крышку на баночке майонеза. — Например, какое у тебя было детство?
Если бы кто-то другой осмелился задавать ему вопросы личного характера, он, разумеется, отказался отвечать, но против Кэти трудно устоять — она сумела так мягко спросить.
— Мое детство состояло из двух половинок, — задумчиво произнес он. — Первая была сплошной идиллией. А потом умерла моя мать.
У Кэти сжалось сердце. Уж кто-кто, а она знала, что это значит, помнила боль утраты.
— И все изменилось? — прошептала она.
— Совершенно. Отец был безутешен. — Ксавьеро уставился в потолок. Горе отца научило его тому, как опасна излишняя чувствительность. Впрочем, как и состояние счастья — оно преходяще. — Отец старался забыться, занимаясь воспитанием моего старшего брата, готовя его к трону. Для меня это означало свободу, я увлекся верховой ездой и начал учиться игре в поло.
Кэти снова стало его жалко, потому что ребенок, у которого слишком много свободного времени, порой бывает одинок.
— Теперь твой брат — король.
— Да. Отец умер в прошлом году, и всем управляет большой старший брат, — с горечью в голосе произнес Ксавьеро. — Модернизирует Заффиринтос радикальными реформами.
Но Кэти не интересовали радикальные реформы — она хотела увидеть остров глазами своего возлюбленного.
— Заффиринтос — красивое место? — спросила она.
— Очень красивое. — Вопросы Кэти заставили его вспомнить о том, как долго он отсутствовал. Его не было на острове с момента коронации брата. А причина — самая что ни на есть банальная: детское соперничество. Да разве всем своим существом он не бунтовал по поводу того, что трон наследует Казимиро? Власть. Он, Ксавьеро, обладал достаточной властью, но велик был соблазн управлять страной.
Погрузившись в свои мысли, он забыл о Кэти. А она смотрела на него голубыми глазами и ждала, когда он нарисует ей картину своего райского дома. Что ж, он удовлетворит ее желание. Почему бы и нет? Он будет сказочным принцем из выдуманной страны. Как в рекламной брошюре.
— Там зеленые леса, как в Ирландии, и поэтому остров называют изумрудным. И у нас лучшие в мире пляжи, где белый, как сахар, песок. Есть залив, где вода необыкновенного темно-голубого цвета — даже ярче, чем твои глаза, саrа. Летними ночами на берег приползают откладывать яйца редкие морские черепахи, логгерхеды. Ночью так тихо, что можно услышать звук падающих звезд.
Кэти вздохнула. Его лирическое описание создавало образ человека романтичного, неравнодушного. Таким она хотела его видеть. Неужели она хоть чуть-чуть ему нравится? Ведь он сравнил ее глаза с голубым морем, и еще по-итальянски назвал «дорогой». Как легко услышать что-то большее за простыми словами! Вообразить, к примеру, что ему от нее нужна не только постель.
— Это похоже… на рай, — задумчиво произнесла она.
— Да, похоже, — согласился он, прекрасно зная, что она хочет от него услышать. Она хочет, чтобы он отвез ее туда. Неужели Кэти мечтает посетить его великолепный дворец и, возможно, там поселиться? В таком случае ей лучше не путать фантазию с реальностью. — Ты, конечно, понимаешь, что я никогда не смогу взять тебя туда, — мягко произнес он и, потянув к себе, усадил на колени.
