Я возвращаюсь домой с памяткой, где объясняется, как взвешивать еду, и где приводится список того, что я должна есть — сколько граммов овощей, молочных продуктов, йогуртов, сколько граммов хлеба, рыбы — и пить (минимум, два стакана воды в день), а я ничего никогда не пью, боюсь, что ноги отекут. Правда, сегодня, в понедельник двенадцатого апреля 2004 года, перед визитом к врачу я выпила столько воды, сколько смогла, для того чтобы весы доктора показали цифру побольше. Детская уловка, иллюзорная ложь. Я ненавижу этого человека, который сказал мне с иронией, словно пятилетнему ребенку:
— Если мадемуазель захочет еще раз посетить меня, это доставит мне удовольствие. Надеюсь, что к следующему визиту она прибавит в весе и попытается принимать пищу в количествах, необходимых для нормального функционирования организма.
Следующий прием через два с половиной месяца. Вот так, привет, все кончено. Я должна взвешивать всю пищу и запихивать в себя калории для удовольствия всех окружающих. А кто делает что-нибудь для моего удовольствия? Кто меня слушает? Почему мне мешают худеть так, как я хочу, словно я совершаю какое-то преступление? Меня поставили в угол! Я плохая девочка, которая делает то, что в голову взбредет! Девочка, которая непочтительно разговаривает со своей матерью!
Странно, я думала, что после больницы родители устроят мне разнос. Я ждала замечаний по поводу своего поведения у врача, но они ласковы со мной как никогда.
— Моя Жужу, мы тебе поможем. Мы вместе с тобой победим эту болезнь.
Все вместе со мной? Они говорят, что начинается мое выздоровление, а я вовсе не чувствую себя больной.
Я ничего не отвечаю, я плачу. У меня, чуть что, слезы всегда катятся градом, и я пользуюсь всплеском материнской нежности, мне так сильно и так давно ее не хватало. Моя мама любит своих детей, но она скупа на поцелуи, которые нужны мне в неограниченном количестве. Она часто отталкивает меня, называет прилипчивой… Такой у нее темперамент, нежность — не основное ее достоинство. А теперь она обнимает меня и утешает, а я наслаждаюсь редкой удачей.
Кажется, вся семья решила, что шок от неожиданной консультации вернет меня в строй, другими словами, на прямую дорогу семейного питания.
Они смирились с мыслью о «болезни». Бедная Жюстин больна, доктор это подтвердил, надо помочь ей выздороветь.
Что же касается меня, я слышала определение так называемой болезни, но и только. Я с ним еще не согласна. Вечером я ем, как следует, потому что чувствую мотивацию, как чувствуешь мотивацию, начиная диету. Быть может, еще для того, чтобы ослабить напряженность, доставить удовольствие родным, для того, чтобы они оставили меня в покое. Но на следующее утро все начинается снова, я опять ничего не ем. Я даже не взвешиваюсь после вчерашнего ужина — так боюсь, что потолстела. Во вторник убеждаюсь в том, что мой вес не изменился. Цифра должна была бы успокоить меня, но вместо этого она меня нервирует. По моей программе тот же вес, что и накануне, недопустим, я должна терять минимум двести граммов в день.
И я ничего не ем утром, съедаю один йогурт в обед и чуть-чуть побольше — вечером из-за присутствия мамы. И ничего… Я не теряю ни одного грамма. А мне случалось терять килограмм за сорок восемь часов. Раньше, во времена «Мисс Олиды», я спортом не занималась, но теперь, в дополнение к диете, я решаю записаться в танцевальный клуб и просто отрываюсь в современных танцах.
Это лечебный курс, который одновременно способствует и похудению, и получению наслаждения.
Я обожаю танцевать, во время танцев я прекрасно себя чувствую, даже если вешу больше, чем мои нынешние пятьдесят восемь килограммов. И я почти уверена, что сейчас-то сброшу этот проклятый килограмм.
Я начала диету в середине ноября при весе семьдесят шесть килограммов. Уже через две недели я не думала ни о чем, кроме своей внешности. Я помню собрание велосипедного клуба моего папы. Я была в новых джинсах, и мне казалось, что я слишком толстая. Прямо передо мной стояли пирожные, я не до них не дотронулась. За две недели я потеряла килограмма четыре. Потом еще четыре килограмма за следующие две недели. Я гордо объявила об этом родителям: шестьдесят восемь килограммов! До этого момента никто не приставал ко мне по поводу содержимого моей тарелки. Диета шла прекрасно. В апреле уже я весила пятьдесят восемь килограммов. Для моего роста это было почти безукоризненно… Но только почти.
Через два с половиной месяца после первого визита к профессору я дошла до пятидесяти четырех килограммов и запаниковала. Я довольна собой, я достигла того, чего хотела, но у меня вдруг появляется страшная мысль: «А если я не смогу остановиться?» — и я сразу прогоняю ее. Я хочу весить пятьдесят килограммов, и я достигну этого веса!
Каждый раз, когда я прихожу в больницу, я плачу. Я не понимаю своего счастья: мои родители нашли для меня очень известного профессора из Парижа. Но для меня это ад. Профессор провоцирует и мучает меня:
— Какая же ты некрасивая, Жюстин, посмотри сама: кожа да кости. Ужасно. Просто живой скелет. Ты думаешь, что ты так долго протянешь? Осторожно, на улице ветрено, тебя унесет…
Он обращается со мной, как с нерадивой ученицей, неспособной слушать и понимать. Я ничего не отвечаю, но про себя бешусь: «Я тебя ненавижу! Я тебя ни о чем не просила. Ты меня не любишь, да я сама тебя не люблю!» Ах, если бы у меня были силы крикнуть это вслух, взбунтоваться открыто! Но Жюстин — маленькая послушная девочка, она не решается спорить. И борьба остается внутренней. Только слезы текут в знак молчаливого протеста.
Но, выходя от врача, я хочу что-то сделать. Но что? Есть? У меня не получается. Доктор говорит, что выход из положения, это — весы: все время взвешивать и взвешивать еду для уверенности в том, что «доза» такая, какая должна быть. Я взвешиваю сосиску. Она меня нервирует, эта штука, полная жира. Она тяжелая, сосиска. И очень скоро я уже ничего не взвешиваю. Только взвешиваюсь сама. Я все время боюсь весить больше, чем накануне.
А он, этот человек, с которым я борюсь, хочет именно того. Он хочет, чтобы день за днем я постепенно заплывала жиром. Я кажусь себе не тощей, а нормальной. Я думаю, что стала красивым цветком, у меня больше нет прыщей, они исчезли вместе с килограммами! Я тонкая, высокая, у меня нет ни грамма жира. Но почему-то, вместо того чтобы прыгать от радости, я умираю от тоски. Я ведь, кстати, выиграла пари. Родители не верили, что их толстая Жюстин сдержит свое слово.
Раньше, как все девочки, я интересовалась шмотками, особенно в период шестидесяти килограммов, когда так хорошо себя чувствовала. Теперь внешний вид не имеет для меня значения. Да и зачем покупать одежду сейчас, когда я худею? Лучше подождать, пока вес стабилизируется.
В течение какого-то времени я уже одеваюсь в свободные вещи для того, чтобы спрятать свою фигуру — объект замечаний или неодобрительных взглядов. Широкие свитера, широкие брюки… Да мне и не хочется ничего. Наденьте на меня мешок из-под картошки, я и то не буду возражать. Чего мне хочется, так это контролировать свое тело, раз и навсегда. Но в то же время я испытываю тоску, чувство вины. Я виновата в том, что заставляю окружающих страдать, плакать и ссориться.
