Как только она вышла, я направилась к шкафу.
Моя одежда и сумочка были там. Я постаралась как можно быстрее одеться. Затем
выглянула в коридор. Вот это удача. Прямо возле палаты была пожарная лестница.
Я поковыляла вниз. Каждый шаг отдавался в голове резкими толчками. Наконец,
никем не замеченная, я оказалась во дворе, а потом выскользнула на улицу.
Теперь надо поймать такси. Но ни один из приветливых парижских водителей ко мне
не спешил. Недоумевая, я побрела вниз по улице и наконец-то в витрине магазина
наткнулась на зеркало. Ну и ну, теперь понятно, почему таксисты не хотели иметь
со мной дела. Всклокоченная голова обмотана бинтами, правый глаз украшен
зловещим фиолетовым синяком, сползавшим на щеку. Второй глаз, припухший и
красный, походил на глаз больного ангорского кролика, а все лицо казалось
каким-то грязным… Вздохнув, я толкнула дверь магазина. Хозяйка с ужасом
воззрилась на меня.
– Меня только что выписали из больницы, и
я хочу выглядеть чуть-чуть посимпатичней.
– Да, вам это не помешает, –
согласилась со мной хозяйка.
В конце концов мы с ней выбрали светло-серый
костюм с жемчужной блузкой, воротник которой, завязываясь бантом, закрывал шею.
В примерочной я размотала шапку из бинтов. Под ней обнаружилась выбритая
полоска кожи и небольшая марлевая нашлепка. Пришлось натянуть шляпу с большими
полями. Довершили наряд большие очки от солнца и килограмм тонального крема.
Наверное, я стала выглядеть намного приличней.
Во всяком случае, первое же встреченное такси повезло меня опять в Ле Бурже.
Ни минуты не колеблясь, побродив по этажам, я
нашла приемную директора. В просторную комнату я вошла уверенным шагом занятого
человека и на ходу громко представилась секретарю:
– Я из страхового агентства «Ллойд».
Секретарь радостно закивал мне головой:
– Садитесь, садитесь…
Я продолжала голосом, не терпящим возражений:
– Речь идет о страховке Ренальдо
Донована. Наши сотрудники проявили халатность и потеряли его домашний адрес.
Конечно, мы их за это уволим…
– Что вы, – испугался
секретарь, – не надо никого увольнять, это так легко узнать. – Он
застучал по клавишам. – Вот, пожалуйста!
Поблагодарив его, я удалилась, умиляясь
беспечности французов. В Москве, как я давно заметила, никто не спрашивает
документов, подтверждающих вашу личность, кроме милиции, конечно. Так что можно
назваться хоть королевой папуасов – поверят. Оказывается, у французов дела
обстоят точно так же.
Дом Ренальдо находился всего в нескольких
кварталах от аэродрома. Небольшой трехэтажный особнячок с аккуратными
коричневыми жалюзи, на балконах виднелись цветы. Я нашла в списке жильцов
фамилию «Донован». Из домофона раздался приятный женский голос:
– Кто там?
– Мне хотелось бы поговорить с мадам
Донован, я из газеты.
Дверь с легким щелчком открылась. Я очутилась
перед маленьким, похожим на мыльницу лифтом, к тому же, пока я поднималась на
третий этаж, в нем погас свет. Двери квартиры были распахнуты, на пороге стояла
худенькая девушка в темном костюме.
– Вы мадам Донован?
– Теперь, наверное, следует говорить
«вдова Донован», – грустно поправила девушка. – Нет, я ее сестра,
Анриетта в гостиной.
Я вошла в маленький, узкий коридорчик. Направо
маленькая комната с двуспальной кроватью и узкая, похожая на купе, кухня.
Налево – комната чуть побольше, с белыми книжными полками, уставленными
безделушками. На светло-коричневом кожаном диване в груде цветастых подушек
полулежала толстая тетка лет сорока, рядом с ней на журнальном столике стоял
кофейник и полупустые чашки. В комнате витал аромат кофе.
– Вы мадам Донован? – обратилась я к
толстухе.
Та кивнула.
– Не хотите ли чашечку кофе?
– С удовольствием.
– Франсуаза, – позвала Анриетта
сестру, – сделай хороший кофе для мадам. Вы какую газету представляете?
Более трудного вопроса мне еще не задавали.
Названия всех французских газет разом вылетели из головы. Внезапно вспомнилось:
– «Монд», отдел уголовной хроники.
Анриетта грустно кивнула:
– К сожалению, я не могу вам ничего
рассказать, сама не знаю, мне сообщили только, что идет следствие. Утром
Ренальдо, как всегда, ушел на работу, а я убрала квартиру и приготовила его
любимую кровяную колбасу с тушеными яблоками. Часа в четыре начала злиться –
это было так на него похоже: забыть про обед и копаться в каком-то грязном
моторе. Поэтому, когда мне позвонили, я распахнула дверь и собралась ругаться…
Но оказалось, что это пришел ажан, а Ренальдо уже больше не придет!
Она встала и подошла к балконной двери.
– Я даже не могу похоронить его, тело еще
в полицейском морге…
Анриетта повернулась, луч заходящего солнца
ударил ей прямо в лицо, и я увидела, что женщина, конечно же, очень молода.
Наверное, ей столько же лет, сколько и Оле, а может, еще меньше. Жаль только,
что она так безобразно растолстела. Правильно поняв мой взгляд, Анриетта
грустно улыбнулась:
– Я была тоненькой, как тростиночка,
такой, как Франсуаза, но два года назад мне сделали операцию – и вот результат,
а ведь не ем почти ничего. Во всяком случае, Франсуаза-то ест, как молотилка, и
не полнеет.
– Никакая я не молотилка, –
проговорила Франсуаза, входя в комнату с подносом, – просто к вечеру у
меня появляется волчий аппетит. И вообще, мадам пришла сюда не для того, чтобы
обсуждать наши фигуры. Что вы хотели узнать?
– Как и где вы познакомились с Ренальдо,
Анриетта?
Молодая женщина улыбнулась.
