Мне пришло новое уведомление. В правом нижнем углу экрана замигала зеленая иконка в виде человечка. Я навела курсор, всплыл ярлычок: «У вас в сети один друг».
Пальцы стиснули мышь, я представила, как Королева сцены Джо-джо в эту самую минуту сидит за своим письменным столом. Чуть сгорбившись, не удосужившись подкраситься, в мятой одежде и с немытыми волосами. Хорошего обеда, должно быть, не видела уже целую вечность. Я растерялась: что делать? И тут на экран выскочила ярко-голубая рамочка со словами: Мэнди, ты, что ли? Рядом — маленькая картинка Джо-джо и место для моего ответа.
Я покрылась испариной, тряслась как в лихорадке: только бы не упустить шанс.
— Точно, это я. Как поживаешь?
Мои неуклюжие слова не вязались с ее скорописью. Следующее сообщение появилось лишь через пару минут. Вероятно, ее спугнул мой церемонный ответ.
— погано, еле терплю, а ты?
— что у тебя? я в порядке сп.
Затаив дыхание, я ждала ответа. Ведь теперь-то у меня правильный язык? Я представила, как пальцы Джозефины замерли над клавиатурой, что-то напечатали, потом, когда она передумала, стерли.
— мама умерла.
Непослушными пальцами я набрала ответ; внутри все ходило ходуном.
— мне ужасно жалко. она болела?
Долгая пауза.
— Ну, доброй ночи, голуба, — сказала уборщица. В одной руке у нее был скрученный провод пылесоса, в другой — четыре чашки разом, на плече висел один из наушников. — Гляди не перетрудись! — усмехнулась она и выволокла пылесос из учительской.
— не болела. если бы.
Я не ответила. Она сама выберет, когда сказать. Наконец на экране появилось одно слово.
— самоубийство
Весь воздух вышел из груди, словно на меня кто-то встал.
— в жизни еще не было так паршиво
— мне тебя так жалко. ужас какой. а как твой папа?
Каково для пятнадцатилетней девочки потерять мать? Будет ли она вспоминать мамин смех, объятия? Станет ли рыться в ее шкафу, прижиматься лицом к любимому свитеру? Захочет ли стянуть косметику с материного туалетного столика, чтобы стать на нее похожей? Или просто будет лежать на кровати и смотреть в потолок, не переставая спрашивать себя: почему?
— с папой неладно. но мы стараемся. где ты живешь?
— в Лондоне, с папой. я тоже потеряла маму. три года назад. рак.
Ложь родилась сама собой, в новом мире я перестала быть Франческой Джерард.
— ой, Мэнди мне он жаль. жизнь несправедлива.
Какое-то время мы обе, виртуально породнившись, проникались этой информацией.
— скажи, Мэнди, потом будет не так больно? чтобы проснуться утром а боли нет?
Никакой переписке не облегчить ее горя.
— мне помогло, что я знала — мама не хотела бы чтоб я горевала. я знала что она меня любила. Знала что она не хотела уходить.
Ответ возник с быстротой молнии, и с той же быстротой я осознала собственный промах.
— зато моя вот хотела. видно не любила меня.
— Нет! — торопливо напечатала я. — мама тебя любила. даже не думай, что это твоя вина.
— я ничего не понимаю. все вверх дном. думала, мама счастлива. думала она нас любит. у папы крыша поехала.
Долгая пауза. Я вглядываюсь в унылую мордашку, которую выбрала для себя Джозефина Кеннеди. Смотрит ли она сейчас на фигурку, которая должна представлять Аманду?
— тебе не интересно как она это сделала?
— нет. — Это выше моих сил.
— а всем остальным интересно. тебя спрашивали про маму?
— да, — вру я. — ну и я просто говорила правду и они затыкались.
— а мои друзья не знали что сказать. до сих пор не знают, я лишняя.
— папа с тобой не говорит про это?
— не-а. он работает как проклятый, он здорово изменился, не тот папа которого я знала.
— ужас. Нужно чтоб тебе кто-то помог. может к своему доктору сходишь?
Я бы все отдала, чтобы помочь, но нас разделяла целая жизнь. Я бы прижала ее к груди и не отпускала, пока все снова не станет хорошо.
— а смысл?
— тебе надо с кем-то поговорить. тебе помогут, только попроси. можно записаться в какую-нибудь группу или поговорить с врачом. и твоему папе пошло бы на пользу. жизнь продолжается. ты никогда не забудешь маму. просто помни что она тебя любила. но у тебя вся жизнь впереди, тебе есть для чего жить. твоя мама этого хотела бы.
Только когда весь текст появился на экране, до меня дошло, как много я написала и как мало это похоже на слова подростка.
— не учи меня! ты мне не мама.
И иконка стала серой, Джо-джо отключилась.
Слезы капали на клавиши. Девочка моя! Пусть через все километры моя боль, моя любовь долетит до тебя.
Глава 41
Ha первый взгляд день был как день. Позднее лето, солнце согрело сад. Заказы шли к Мику быстрее, чем он успевал рисовать, поэтому он спозаранку засел у себя в студии. Заспанная Джози спустится часа через два, не ранее, и ей понадобятся медовые мюсли, чай и телевизор. Текущие Нинины дела высились на кухонном столе — стопка бумаг, в которых было все: перспективы, возможности, все то, о чем она так давно мечтала. Жизнь, теоретически, была прекрасна.
Отчего же в таком случае, когда зазвонил телефон, Нина вздрогнула и уставилась на аппарат с чувством, что если ответит, то мир рухнет?
— Слушаю? — Она взяла трубку двумя пальцами и держала на расстоянии, словно это могло спасти от неведомой опасности.
— Миссис Кеннеди? Это Джейн Шелли. Я не помешала?
Не сразу Нина припомнила женщину-констебля, которая приехала по вызову о попытке вломиться в дом.
— Нет, ничего.
Что ей нужно? Неужели что-то выяснила? Может, полиция все-таки поверила?.. Только теперь Нине придется идти на попятную и уверять, что она ошиблась и никто к ним в дом не вламывался. Впутывать полицию сейчас никак нельзя.
— Вообще-то я просто так звоню. Хотела убедиться, что у вас больше ничего не приключилось.
Было что-то в тоне констебля, что заставило Нину поверить — Шелли звонит не по долгу службы. К тому же на определителе высветился номер мобильного телефона. Номера полиции, надо полагать, так запросто не определяются. Констебль Шелли звонила от себя лично.
— Вы очень добры, — ровным тоном ответила Нина. — У нас все хорошо. — Обмолвиться о Бернетте хоть словом все равно что подписать смертный приговор самой себе.
