— Мы бережем их честь и достоинство, — объяснила
Дельбена, когда я спросила ее об этом. — Конечно, мы не упускаем случая
позабавиться с этими девицами, но зачем ломать их души? Почему должны они с
болью и ненавистью вспоминать мгновения, проведенные среди нас? Нет, мы не так
жестоки, и хотя ты считаешь нас бесконечно развратными, мы никогда не обижаем
своих наперсниц.
Я нашла эти рассуждения очень здравыми, однако я давно
чувствовала, что Природой мне назначено превзойти в злодействе всех, кого я
встречу на своем пути, и у меня неожиданно возникло непреодолимое желание
втоптать в грязь и, может быть, подвергнуть самым изощренным мучениям
кого-нибудь из тех, кто доставил мне столько блаженства; желание это было не менее
властным, чем мое твердое намерение утопить себя в пучине разврата.
Дельбена скоро заметила, что я предпочитаю ей Сент-Эльм.
Действительно, я обожала эту очаровательную девушку, я
буквально ни на шаг не отходила от нее, но она была бесконечно глупее настоятельницы,
и та, незаметно и умело, постоянно возвращала меня в свои сети.
— Я понимаю, как страстно ты желаешь лишить невинности
девственницу или даже самое себя, — сказала мне однажды несравненная
Дельбена. — Я не сомневаюсь в том, что Сент-Эльм уже готова к тому, чтобы
доставить тебе это удовольствие. В самом деле, чего ей бояться? Она ничем не
рискует, потому что проведет остаток своих дней в святой обители. Но если ты,
Жюльетта, освободишься от этого бремени, которое так тяготит тебя, ты навсегда
закроешь себе все пути к замужеству. Подумай над этим и поверь мне: невероятные
несчастья могут стать следствием утраты той части тела, с которой ты так
легкомысленно собираешься расстаться. Поверь мне, мой ангел, я безумно люблю
тебя, поэтому советую тебе оставить Сент-Эльм в покое; возьми лучше меня, и я
удовлетворю все желания, которые не дают тебе покоя. Но если тебе этого мало,
выбери в монастыре невинную девушку, насладись ее первыми плодами, и тогда я
сама, своими руками, сорву сладкий плод твоей невинности. Нет нужды говорить
тебе, что это будет больно. Но не бойся, я все сделаю аккуратно. Как я это
сделаю. — тебя не касается, но ты должна дать торжественную клятву, что
отныне ни словом не обмолвишься с Сент-Эльм. А если ты ее нарушишь, месть моя
будет страшной и беспредельной.
Я слишком дорожила расположением этой стервозной женщины,
чтобы обмануть ее доверие; кроме того, я сгорала от нетерпения вкусить
обещанные ею удовольствия, поэтому оставила в покоя Сент-Эльм.
— Ну и как, — спросила меня Дельбена месяц спустя,
в течение которого она незаметно испытывала меня, — ты сделала выбор?
И вы, добрые друзья мои, ни за что не догадаетесь, кто стал
объектом моего извращенного воображения. То самое бедное создание, которое до
сих пор стоит у вас перед глазами: моя собственная сестра. Но мадам Дельбена
слишком хорошо знала ее и жалела, поэтому начала меня отговаривать.
— Согласна с вами, — наконец, сдалась я. — Но
в таком случае я выбираю Лоретту.
Ее молодость — ей было только десять лет, — ее красивое,
будто озаренное теплым светом личико, ее благородное происхождение — все в ней
возбуждало, воспламеняло меня, и не видя никаких препятствий для такого
предприятия — дело в том, что у маленькой сиротки не было других покровителей,
кроме престарелого дяди, жившего в сотне лье
[13]
от
Парижа, — настоятельница уверила меня, что дело можно считать решенным и
что девочка станет жертвой моих преступных желаний.
Мы назначили день, и накануне драмы Дельбена затащила меня в
свою келью провести ночь в ее объятиях. Как-то сам по себе наш разговор перешел
на темы религии.
— Я боюсь, — сказала она, — как бы ты не
совершила слишком опрометчивый поступок, дитя мое. Твое сердце, соблазняемое
разумом, еще не достигло того состояния, в котором я хотела бы его видеть. Ты
до сих пор напичкана суеверной чепухой, по крайней мере, так мне кажется.
Послушайся меня, Жюльетта, доверься мне полностью и постарайся сделать так,
чтобы в будущем ты, так же как и я сама, опиралась на надежные принципы в самых
исключительных ситуациях.
Когда начинают болтать о религии, первым делом вспоминают
догмат о несомненном существовании Бога, и, поскольку это и есть фундамент
данного ветхого сооружения, называемого религией, я начну именно с него.
Поверь, Жюльетта, нет никаких сомнений в том, что
фантастическая мысль о существовании Бога имеет своим истоком не что иное, как
ограниченность ума. Не зная, с кого или с чего началась вселенная вокруг нас,
беспомощные перед абсолютной невозможностью объяснить непознаваемые тайны
Природы, мы, в своем глубочайшем невежестве, поставили над ней некое Высшее
Существо, наделенное способностью производить все эффекты, причины коих нам
неизвестны.
И вот этот отвратительный призрак стал считаться творцом
Природы в той же степени, в какой считается творцом добра и зла; привычка
полагать эту точку зрения истинной и очевидная польза от этой гипотезы, которая
угождает человеческой лености и любопытству, быстро привели к тому, что люди
поверили в сказку так же, как в геометрическое доказательство, и убеждение это
стало столь глубоким, а привычка столь прилипчивой, что с самого начала
требуется недюжинный ум, чтобы не попасть в эти пагубные сети. Всего лишь один
маленький шажок отделяет факт признания Бога от его обожествления, ибо нет
ничего проще, чем молить кого-то постороннего о помощи и защите, нет ничего
естественнее привычки сжигать фимиам на алтарях этого фокусника и волшебника,
которого превозносят одновременно как первопричину и как распорядителя всего
существующего. Иногда его считали злобным, потому что из непреложных законов
Природы вытекают порой весьма неприятные результаты. Тогда, чтобы ублажить его,
приносили жертвы, с ними связаны посты, изнурение, наложение эпитимьи
[14]
и прочий идиотизм — плод страха многих и отъявленного
мошенничества немногих. Или, если хочешь, извечные, неизменные плоды
человеческой слабости, ибо пока человек считает слабость своим уделом, он будет
надеяться на богов и в то же время будет страшиться их и оказывать им высшие
почести как неизбежное следствие глупости, которая возвела этих богов на
пьедестал.
Само собой разумеется, моя дорогая, мнение, согласно
которому существует некий Бог и что он есть всемогущая сила, творящая и
изобилие и нищету, лежит в основе всех мировых религий. Но какую из них следует
предпочесть? Каждая выдвигает массу аргументов в свою пользу, каждая ссылается
на какие-то тексты, священные книги, вдохновленные своим собственным божеством,
каждая начисто отрицает все остальные. Признаюсь, разобраться во всем этом
довольно трудно. Единственный проводник в ночной тьме — мой разум, и я высоко
поднимаю этот светильник, помогающий мне критически посмотреть на все эти
противоречащие друг другу кандидатуры на мою веру, все эти басни, которые я
считаю нагромождением притянутых за уши несуразностей и банальностей, от
которых содрогаюсь от отвращения.
