Поэтому продолжим. Даже если позволить каждому человеку
самому решать, быть или не быть ему добродетельным, верить или нет во все
постулаты своей религии, даже если это и будет так, нам все равно придется
поинтересоваться, справедливо ли то, что людей наказывают вечными страданиями
за их слабость или неверие, когда и без того слишком очевидно, что эти будущие
страдания не принесут никаких результатов в этой жизни.
Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны отбросить все
предрассудки в сторону и как следует поразмыслить о справедливости, которую мы
признаем в Боге. Разве не верх неразумия полагать, что эта божья справедливость
требует вечного наказания грешников и неверующих? Разве наложение наказания,
намного превышающего степень виновности, не говорит скорее о мстительности и
жестокости, нежели о справедливости? Неужели доброта Бога выражается в том,
чтобы запугивать и третировать своих беззащитных чад? Вот уж поистине ничего не
смыслит в этой доктрине тот, кто заявляет, что для славы божьей требуется,
чтобы Бог вел себя как последний дикарь. Он рассуждает о славе Бога в самых
туманных выражениях и сам не понимает, что говорит. Будь он хоть чуточку умнее,
чтобы понять природу Создателя и составить о ней мало-мальски разумное
представление, он почувствовал бы, что если Бог существует на самом деле, то
слава его заключается не в насилии, а в благородстве и добросердечии, в мудрости
и безграничной способности делиться своим счастьем с людьми.
Кстати, иногда говорят, имея в виду мерзкую доктрину о
бесконечных муках, что ее поддерживает немалое число умных людей и образованных
теологов. Я начисто отрицаю этот факт: большинство умных людей и образованных
теологов как раз сомневаются в этой догме. А если кто-то из них соглашается с
ней, причину легко понять: жрецы, которые заковали в цепи людей, готовы с
радостью надеть этот железный хомут и на их шею; мы с вами знаем, какое
действие оказывает страх на ординарные души, и всем известно, что
государственный муж, желающий подчинить себе других, обязательно должен
напускать туман и нагнетать страх.
Однако разве эти, якобы священные, книги, о которых мне
твердят, происходят из источника, столь чистого и бесспорного, что мы не смеем
отвергнуть то, что они нам предлагают? Достаточно внимательным образом прочесть
эти тексты, чтобы убедиться, что на самом деле это произведение иллюзорного
Бога, который вообще не написал ни единого слова, представляет собой
элементарную пачкотню слабоумных и невежественных людей, и что посему оно
заслуживает даже не нашего недоверия, а нашего презрения. Но даже если
допустить, вопреки всей очевидности, что эти писания не совсем лишены здравого
смысла, и в этом случае, скажите на милость, какой дурак может млеть в экстазе
перед тем или иным мнением просто по той причине, что оно изложено в той или
иной книге?
— Разумеется, можно принимать чье-то мнение — ничего
здесь предосудительного я не вижу, — но пожертвовать ради него всем
счастьем своей жизни и спокойствием своего разума —
— это уж, извините, какое-то сумасшествие. Более того,
если вы мне скажете, что библейские тексты подтверждают наличие ада, в ответ я
приведу вам отрывки из этой знаменитой книги. Вот я открываю «Экклесиаст» и
читаю:
«Сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтоб испытал
их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе — животные. Потому что участь
сынов человеческих и участь животных — участь одна: как те умирают, так умирают
и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом,
потому что все — суета!
Все идет в одно место; все произошло из праха, и все
возвратится в прах»
[83]
.
Что еще больше опровергает теорию загробной жизни, чем эти
строки? Что убедительнее подтверждает точку зрения, отвергающую бессмертие души
и оспаривающую смехотворный догмат об аде
[84]
?
Так как же должен рассуждать здравый умом человек, когда он
критическим взором взглянет на сию абсурдную выдумку о вечном проклятии рода
человеческого за то, что когда-то был съеден запретный плод в райском саду? Как
бы ни была непоследовательна эта глупая сказочка, как бы ни была она нам
противна, позвольте мне ненадолго остановиться на ней, ибо в ней исходный
момент рассуждений, приводящих нас к вечным адским мукам. Неужели
беспристрастного рассмотрения данного абсурда недостаточно, чтобы убедиться в
его нелепости? Ответьте, друзья мои: мог ли кто-то, преисполненный доброты,
додуматься до того, чтобы посадить в своем саду дерево, приносящее прекрасные,
но ядовитые плоды, а потом наказать своим детям, чтобы те не подходили к нему,
добавив, что они умрут, если съедят хоть один плод? Да едва лишь узнав, что
такое дерево растет у него в саду, этот бесконечно мудрый папаша должен был
срубить его немедленно, тем более зная, что, отведав ужасных плодов, дети его
погибнут сами и обрекут все последующие поколения на непоправимые несчастья!
Однако же сказка говорит об обратном: Бог знает, что человек должен погубить
себя и свое потомство, если попробует яблоко; выходит, Бог не только внушил
человеку поддаться искушению, но в своей злобе не остановился и перед тем,
чтобы устроить это искушение. Человек не устоял и погиб: он сделал то, к чему
подтолкнул его Бог, к чему он призвал его и теперь любуется им — павшим и
проклятым навеки. Я нахожу подобную жестокость и порочность беспримерными.
Повторяю: я с радостью избавила бы вас от цитирования этого непристойного
анекдота и не использовала бы его в своих рассуждениях, если бы не тот факт,
что догмат об аде, который я желаю вырвать с корнем, — одно из самых естественных
и самых мрачных последствий той давней истории в райском саду.
Разумеется, все это можно считать аллегорией, пригодной для
минутного развлечения, но никоим образом не в качестве серьезного предмета
спора, и достойной упоминания разве что вместе с баснями Эзопа или с неуемными
фантазиями Мильтона, так как эти выдумки только на то и рассчитаны, между тем,
как библейские заклинания, требующие нашей веры и лишающие нас законных наших
удовольствий, таят в себе немалую опасность, и бороться с ними следует безжалостно
и бескомпромиссно.
Так давайте осознаем, наконец, что факты, подобные тем, что
составляют скучнейший роман, называемый Библией, представляют собой чудовищную
выдумку, достойную упоминания лишь в той мере, в какой это не относится к
нашему благу или нашему несчастью. Пора понять, что догмат о бессмертии души,
который впервые был заявлен еще до того, как душа эта заслужила вечного
блаженства или вечных мук, — самая беспардонная, самая вызывающая, самая
грубая и неуклюжая ложь на свете; когда мы умираем — умирает все наше естество,
точно так же, как это происходит с животными, и независимо — от того, как мы
вели себя в этом мире, ровным счетом ничего не изменится для нас после того,
как мы отбудем на земле срок, отпущенный нам Природой.
