Итак, Жюльетта, перед тобой порочный круг, в который попадают
люди, как только начинают докапываться до сути и продираться через весь этот
чертополох: религия доказывает существование своего пророка, а пророк — своей
религии. Бог не явил себя полностью ни еврейской секте, ни секте христиан,
которые по-иному, но не менее презренны, чем евреи, поэтому я упорно продолжала
поиски надежных свидетельств, призвав на помощь разум, а чтобы он не подвел
меня, я подвергла анализу сам разум. Что же такое разум? Способность, данная
мне Природой, посредством которой я формирую свое благоприятное отношение к
одному предмету и отрицательное к другому в зависимости от количества
удовольствия или неудовольствия, получаемого мною от этих предметов; это
расчет, определяемый только 4 моими ощущениями, поскольку исключительно через
них я получаю сравнительные впечатления, составляющие либо страдания, которых я
хочу избежать, либо удовольствия, к которым я стремлюсь.
Таким образом, как полагает Фрере
[16]
, разум
есть не что иное, как весы для взвешивания предметов, являющихся внешними по отношению
к нам; рассудочный механизм подсказывает нам, какие выводы следует сделать:
когда стрелка весов склоняется в сторону наивысшего удовольствия, в ту же
сторону склоняется наш выбор. Теперь ты видишь, что рациональный разумный выбор
и для людей и для животных, обладающих разумом, является следствием самой
примитивной и самой материальной механической операции. Но поскольку разум —
всего лишь наш пробный камень, должен существовать некий испытательный
инструмент для анализа веры, —которую настойчиво суют нам негодяи, требуя,
чтобы мы почитали вещи, лишенные всякой реальности или настолько гнусные сами
по себе, что могут вызвать разве что отвращение. Отсюда, Жюльетта, следует, что
первым делом наша рациональная способность, то есть способность мыслить, должна
установить главное различие между тем, как вещь являет себя воспринимающему, и
тем, как он ее воспринимает, потому что предмет и его восприятие или наше о нем
представление — это совершенно разные вещи. Когда мы воспринимаем предметы,
отсутствующие в данный момент, но знакомые нам по прошлому опыту, мы называем
это памятью, воспоминанием, припоминанием, если угодно. Если наше восприятие
предлагает нам какой-то предмет, не имеющий реального существования, это
называется воображением. Так вот, воображение и есть истинный источник всех
наших ошибок и заблуждений. А еще больший источник ошибок заключается в том,
что мы приписываем самостоятельное существование предметам наших внутренних
восприятий и полагаем, что они существуют вне нас и отдельно от нас только
потому, что воспринимаем их отдельно друг от друга. Чтобы пояснить мысль о
предмете, который являет себя наблюдателю, я воспользуюсь термином «объективное
понятие» в отличие от впечатления, которое этот же предмет оказывает на
наблюдателя, это впечатление я назову «реальным понятием». Очень важно не
путать эти две разновидности существования: стоит только проигнорировать это
различие, как тут же откроются безграничные возможности для ошибок. Делимая до
бесконечности точка, необходимая в геометрии, относится к категории
«объективных существований», а твердые объемные тела — к категории «реальных
существований». Как бы это ни было сложно для тебя, моя милая, ты должна
постараться понять и согласиться со мной, если хочешь следовать к цели, к
которой я хочу привести себя своими рассуждениями.
Прежде чем двигаться дальше, отмечу, что нет грубее и
распространеннее ошибки, чем идентифицировать реальное существование предметов,
находящихся вне нас, с объективным существованием ощущений, которые скрываются
в нашей голове. Наши ощущения отличны от нас самих, а также друг от друга
независимо от того, относятся ли они к присутствующим предметам, к их
отношениям или к отношениям этих отношений. Они являются мыслями, когда речь
идет об отсутствующих предметах, предлагаемых нам в виде образов, а когда они
предлагают нам образы предметов, находящихся внутри нас, их называют понятиями.
Однако все эти предметы суть лишь формы нашего бытия и способы существования;
эти предметы не более отличны друг от друга или же от нас самих, чем
расстояние, масса, форма, цвет и движение тела отличны от этого тела.
Следовательно, пришлось поломать голову, чтобы придумать слова для обозначения
всех конкретных, но похожих понятий: «причиной» назвали все субстанции, которые
приводят к каким-либо изменениям в другой субстанции, отличной от них, а
термином «следствие» обозначили любое изменение, вызванное некоей причиной в
некоей субстанции. Но поскольку эта терминология привела, в лучшем случае, к
невообразимой путанице относительно понятий о субстанции, действии, реакции,
изменении, привычка употреблять ее убедила людей в том, что они имеют
однозначные и точные восприятия этих вещей, и в конце концов они вообразили,
будто существует некая причина, не являющаяся ни субстанцией, ни телом, причина,
которая отлична от всего сущего, имеющего форму, и которая, без движения и без
действия, способна производить любое следствие. Люди не давали себе труда
поразмыслить и понять, что все субстанции, постоянно воздействующие и
реагирующие друг на друга, вызывают изменения и в то же время претерпевают их;
бесконечное развитие субстанций, которые поочередно были то причиной, то
следствием, истощили умственные способности тех, кто любой ценой искал причину
в каждом следствии. Чувствуя, что их воображение не в силах справиться с таким
нагромождением понятий, они, не мудрствуя лукаво, одним прыжком вернулись к
первичной причине и назвали ее универсальной или первопричиной, относительно
которой все частные причины являются следствиями и которая сама по себе есть
следствие, вообще не имеющее причины.
Таким образом, Жюльетта, появился Бог, придуманный людьми,
вот что стало плодом их измученного воображения вкупе с извращенной фантазией.
Нанизывая один софизм на другой, люди умудрились сотворить этот грандиозный
призрак, и, вспомнив определение, которое я только что дала, ты поймешь, что
призрак этот, отличающийся чисто объективным существованием, может гнездиться
лишь в головах обманутых и загипнотизированных им людей, поэтому его можно
свести к простому следствию хаоса в их воспаленном мозгу. И все-таки давай
посмотрим внимательно на этого Бога смертных, на это чудовище, придуманное
людьми, которые ради него пролили моря крови в своих храмах.
Если, — продолжала мадам Дельбена, — я так
подробно остановилась на главных различиях между реальными и объективными
существованиями, так это потому, дорогая моя, что чувствую настоятельнейшую
необходимость продемонстрировать тебе самые разные точки зрения на этот предмет
и хочу, чтобы ты поняла, что люди склонны приписывать реальное существование
очень многим вещам, которые существуют не более, чем предположительно. И вот
продукт этого предположительного существования люди назвали именем Бога. Если
бы ложные выводы были единственным результатом подобных умственных упражнений,
можно было бы махнуть рукой на это безвредное занятие, но, к сожалению, дело
этим не ограничивается: воображение подогревается все сильнее, развивается
привычка, и вот уже начинают считать реальным то, что есть лишь призрачный плод
нашей слабости. Появляется убеждение в том, что именно воля этой химерической
субстанции служит причиной всего, что выпадает нам в жизни, и изыскиваются все
новые средства ублажать ее. Давай же поразмыслим здраво и, прежде чем решать
вопрос о принятии или непринятии Бога, тщательно рассмотрим все сказанное выше,
чтобы ты окончательно поняла, что поскольку сама мысль о Боге может прийти нам
в голову лишь через посредство объекта, она ничего не может породить кроме
иллюзий и химер.
