Роз и Нуарсей, которые, как оказалось, еще не ужинали,
присоединились к нашей трапезе. После ужина Сен-Фон сказал, что хочет иметь
меня под рукой, пока будет развлекаться с юным маркизом, и предложил Нуарсею
провести время с Клервиль; они выразили живейшее удовольствие и удалились в
соседнюю комнату.
— Боюсь, что мне потребуется твоя помощь, —
обратился ко мне Сен-Фон, — несмотря на всю его привлекательность я не
надеюсь на свой член. А ну-ка расстегни ему рубашку, моя радость, и подними ее
повыше, а панталоны спусти до колен… Вот так, это я люблю больше всего.
Едва оголился обольстительный предмет вожделения моего
друга, Сен-Фон прильнул к нему, долго и с восторгом лобзал его, лаская рукой
почти детский еще член, и скоро ощутил в себе прилив сил.
— Соси его, — бросил он мне через плечо, — а
я пощекочу ему задний проход. Думаю, вдвоем мы сможем выдавить из него оргазм.
Через некоторое время, затрепетав при мысли о сперме,
которая готова была излиться мне в рот, Сен-Фон захотел поменяться со мной
местами; мы проделали этот маневр с такой быстротой, что не успел член юноши
оказаться у него во рту, как брызнула исторгнутая плоть, и он проглотил все до
капли.
— Ах, Жюльетта, — признался он, облизывая
губы, — это пища богов, о другой я и не мечтаю.
Вслед за тем, наказав мальчику отправляться в постель и не
засыпать, пока мы не придем, Сен-Фон увел меня в свой будуар.
— Знаешь, Жюльетта, — начал он, — я должен
кое-что рассказать тебе об этом деле, о котором и сам Нуарсей знает не так
много.
Маркиза де Роз, одна из красивейших женщин при дворе,
когда-то была моей любовницей, а этот юноша — мой сын. Он заинтересовал меня
еще два года назад, и все это время маркиза мешала мне удовлетворить эту жгучую
страсть, поэтому пришлось терпеть, пока мое положение не станет достаточно
прочным, чтобы я мог действовать без риска. Только совсем недавно мне удалось
сокрушить остатки ее былого величия, и я понял, что время мое пришло; кроме
того, у меня есть два веских повода: я зол на нее за то, что когда-то получал
от нее удовольствие, и от того зол, что она не дала мне насладиться. ее сыном.
И вот теперь она трясется от страха и посылает мальчика ко мне, но, пожалуй, он
появился слишком поздно: в продолжение восемнадцати месяцев я кончал при одной
мысли о нем, а такой сильный пожар не может длиться бесконечно, и мне кажется,
если он еще не угас окончательно, то, во всяком случае, уже не тот, что прежде.
Однако в нынешнем приключении есть и другие возможности для злодейства, которые
я упускать не намерен. Да, дорогая, я очень хочу прикарманить сто тысяч маркизы
и не против того, чтобы изнасиловать ее сынка, правда, на этом останавливаться
я не собираюсь: ведь надо принять во внимание мою потребность отомстить. Так
что она покинет Бастилию только в мусорной корзине.
— О Господи, что вы хотите этим сказать?
— Только то, что сказал. Маркиза не знает, что в случае
смерти ее сына, я, хотя и являюсь дальним родственником, буду единственным
наследником ее состояния; сама шлюха не протянет и месяца, и после того, как
нынче ночью я с удовольствием отделаю ее отпрыска, завтра утром мы угостим его
чашечкой шоколада, которая устранит последнее препятствие между мною и
неожиданным наследством.
— О, какие ужасные вещи я слышу!
— Не такие уж они ужасные, милая моя, если учесть, что
в предвкушении этого события трепещут все молекулы зла.
— Вы удивительный человек! А что получу я, если приму в
этом участие?
— Пятьсот тысяч ливров в год, Жюльетта, и для этого
надо потратить всего лишь двадцать су на мышьяк. Ну довольно, — сказал
министр, поднимаясь на ноги, — нас ждет хорошенькое развлечение, так что
не будем терять время. Посмотри сама, — продолжал он, предлагая мне
потрогать свой разбухший, твердый как камень, член, — посмотри, как
действуют на меня злодейские мысли. Ни одна женщина на земле не сможет
пожаловаться на мою страсть, если я буду знать, что после этого убью ее.
Юный Роз ждал нас; мы положили его в середину, и Сен-Фон, не
мешкая осыпал его похотливыми поцелуями; мы горячо ласкали и обсасывали его, мы
сверлили языком задний проход, а когда возбуждение министра достигло предела,
он по самый эфес вогнал свою шпагу в юношеский зад. Я щекотала языком анус
моего любовника, и хотя он изрядно потрудился в тот день, я редко видела, чтобы
его сперма изливалась в таком обильном количестве и чтобы спазмы его длились
так долго. Он приказал мне высосать все семя из сосуда, в который он его
бросил, и переправить ему в рот; такое предложение всколыхнуло мою развратную
натуру, и я проделала это с замирающим от восторга сердцем. Затем юношу
заставили содомировать меня в то время, как министр обрабатывал его таким же
образом, после чего Сен-Фон оседлал меня сзади, облизывая при этом ягодицы
нашего наперсника, которого мы, в конце концов довели до крайнего истощения,
заставив несколько раз извергаться нам в рот и в зад. Брезжил рассвет, когда
Сен-Фон, обезумевший от происходящего, но еще не удовлетворенный, велел мне
крепко держать мальчика и самым безжалостным образом исполосовал всю его заднюю
часть многохвостой плетью, а напоследок избил его кулаками и еще несколько
минут терзал его тело. В одиннадцать часов принесли шоколад; по указанию
министра я подсыпала в чашку яд, утверждая таким образом его права на
наследство, а он, пока я готовила смертоносное зелье для его родного сына,
писал записку коменданту Бастилии с приказом сделать то же самое с его матерью.
— Ну что ж, — произнес Сен-Фон, подавляя зевок и
глядя на несчастного, в чьих жилах смерть уже начала свою ужасную
работу, — можно сказать, что день начинается неплохо; пусть Всемогущий
Творец Зла посылает мне четыре подобных жертвы в неделю, и я не перестану
возносить самые искренние и жаркие молитвы в его адрес.
Тем временем, ожидая нас, Нуарсей и Клервиль позавтракали
вдвоем, после чего мы присоединились к ним, и все, что произошло этим утром,
осталось нашей с министром тайной. Мужчины уехали в Париж, захватив с собой
обреченного мальчика, а мы с Клервиль возвратились в город в ее карете.
Касательно этого приключения, мне нечего добавить, друзья
мои: преступление, как и все остальные, к которым приложил руку Сен-Фон,
увенчалось полным успехом; вскоре после того он вступил во владение
наследством, оказавшимся весьма солидным, как он и предполагал, и миллион'
ливров — двухгодичная рента от его нового состояния — был подарком, который он
торжественно вручил мне за пособничество.
По дороге в столицу Клервиль засыпала меня довольно
щекотливыми вопросами, на которые я отвечала весьма уклончиво и ловко.
Разумеется, я рассказала ей о наших плотских утехах, ибо не было никакого
смысла скрывать их, да она бы мне и не поверила, если бы я их отрицала. Однако
о главном — тайных замыслах Сен-Фона — я умолчала. Воспользовавшись моментом, я
напомнила подруге о ее обещании помочь мне вступить в клуб либертинажа, о
котором она однажды мне намекнула, и она дала мне честное благородное слово,
что меня примут на самом ближайшем собрании. Мы въехали в город, расцеловались
и простились друг с другом.
