Этот маленький бунт разума против сердца стал толчком,
который привел в быстрое движение электрические частицы в моих нервах, и пальцы
Эльвиры, коснувшись моего истекающего соком влагалища, вновь увлажнились.
Признаться, я не представляю, что бы я делала, не будь рядом служанки. Не
исключено, что одержимая поистине карибской жестокостью и кровожадностью, я
бросилась бы на свои жертвы и стала бы пожирать их мясо; они так соблазнительно
лежали на земле — семь маленьких трупиков вместе с матерью, только двое — отец
и один ребенок — спаслись в пожаре; я, не отрываясь, смотрела на них, я
мысленно ощущала их тела, гладила их и повторяла про себя: «Это сделала я. Я!»
Эти убийства замыслила я сама, и я же их осуществила, это — дело моих рук, мое
творение. И я снова испытала оргазм.
От дома не осталось ничего: трудно было предположить, что
здесь когда-то стояло жилище, в котором обитали живые человеческие существа.
А теперь скажите, друзья мои, как по-вашему отнеслась
Клервиль к Моему подвигу? Она выслушала мой рассказ в холодном молчании,
небрежно приподняв брови, а потом заявила, что похвастать мне, в сущности,
нечем; более того, сказала она, я действовала скорее как трус, чем как настоящий
злодей.
— В исполнении твоего замысла я заметила несколько
серьезных ошибок, — сказала она, и я приведу вам ее аргументы, поскольку
они еще полнее раскрывают характер этой необыкновенной женщины. —
Во-первых, ты действовала небрежно и неаккуратно: случись кому-нибудь увидеть
тебя, твои изысканные манеры и роскошные наряды, в данном случае предательские,
немедленно приклеили бы внимание. Поэтому впредь не будь столь легкомысленной.
Пыл и страсть — все это я понимаю и ценю, но их надо скрывать, а наружно ты
должна быть безмятежной и холодной. Держи свою похоть в себе — от этого
возрастет внутреннее давление, которое поднимет температуру твоих чувств.
— Во-вторых, твоему замыслу самым прискорбным образом
недостает размаха и величия, поэтому я вынуждена оценить его весьма скромно; ты
должна признать, что имея под боком довольно крупное селение — целый
город, — да еще семь или восемь деревень поблизости, ты проявила ненужную
скромность, обратив свое внимание на отдельный домик, жалкую хижину, которая
стояла уединенно, в стороне от других… Мне думается, ты сделала это из боязни,
что пламя может распространиться и достичь твоего прелестного поместья, словом,
для меня очевидна твоя нервозность. Ты испортила себе удовольствие, а
удовольствие, доставляемое злодейством, не терпит ограничений; я знаю по
собственному опыту: там, где скована свобода воображения, где занесенную руку
останавливает сомнение или простое размышление, экстаз не может быть настоящим,
ибо за действием в таком случае всегда следует сожаление: я могла бы сделать
гораздо больше, но не сделала. А жало добродетели порождает сожаления, которые
еще хуже и еще горше, чем те, что вызваны самим преступлением: если человеку,
который идет дорогой добродетели, случится сделать что-нибудь дурное, он всегда
утешится мыслью, что множество добрых дел сотрет с него пятно случайного
бесчестья, и совесть его будет спокойна. Но не все так просто для того, кто
следует путем порока: упущенную возможность простить себе невозможно, так как
заменить ее нечем, и добродетель никогда не придет ему на помощь, а намерение
совершить что-нибудь еще более ужасное только возбуждает аппетит к злодейству,
но не утешает за то, что он лишил себя удовольствия.
— Хочу добавить, — продолжала Клервиль, — что
даже на поверхностный взгляд в твоем плане видна еще одна большая ошибка: на
твоем месте я бы уничтожила этого Дегранжа. Нет ничего проще, чем обвинить его
в поджоге, тогда его непременно сожгли бы заживо на позорном костре; вот этого
я бы ни за что не упустила. Ведь тебе известно, что если в доме
жильца-арендатора случается пожар, а этот крестьянин — один из твоих
арендаторов, ты имеешь право пожаловаться властям и обвинить его в намеренном
поджоге. Может быть, этот субъект хотел избавиться от жены или от детей, а
потом сбежал и отправился бродяжничать? Когда он выскакивал из дома, его
следовало арестовать, затем быстренько найти свидетелей, скажем, ту же Эльвиру,
которая подтвердила бы, что в то утро она видела, как обвиняемый возился с
сеном на чердаке, и что вид у него был очень подозрительный; все остальное
сделали бы судьи, и через неделю ты любовалась бы сладострастным зрелищем, как
твоего Дегранжа сжигают живьем у твоих ворот. Пусть это послужит тебе уроком,
Жюльетта, и в следующий раз, когда тебе придет в голову совершить преступление,
позаботься заранее о его размахе и о том, чтобы оно имело пагубные последствия
для многих людей.
Это были, друзья мои, буквальные слова, сказанные жестокой
Клервиль, и что греха таить — глубоко тронутая ее аргументами, вынужденная
признать, что я вела себя недостойно, я дала себе слово никогда больше не
допускать подобной оплошности. Однако больше всего я была расстроена тем, что
крестьянину удалось избежать гибели, и мысль об этом до сих пор заставляет меня
страдать.
Наконец-то настал день моего приема в клуб Клервиль. Он
назывался Братством Друзей Преступления. Утром моя поручительница принесла мне
для ознакомления копию устава Братства, и я позволю себе зачитать его
полностью, потому что его содержание весьма интересно и поучительно.
Устав Братства Друзей Преступления
Уважая общепринятое мнение, Братство допускает возможность
употреблять термин «преступление», однако считает нужным заявить, что он не
несет в себе никакого оценочного значения и не имеет никакого оскорбительного
или уничижительного смысла. Будучи убеждены в том, что человек не свободен и
абсолютным образом зависит от законов Природы и что, следовательно, все люди —
рабы этих основополагающих законов, члены Братства заранее одобряют и
легитимируют абсолютно все поступки и считают самыми преданными и уважаемыми
своими сторонниками людей, которые без колебаний и сомнений совершают как можно
больше славных деяний, называемых глупцами преступлениями; Братство полагает,
что такими деяниями человек служит Природе, что эти деяния диктуются Ею и что
если и существует такое понятие, как преступление, то оно заключается лишь в
нежелании или отказе совершить хотя бы один из тех бесчисленных поступков, на
которые вдохновляет нас Природа и которые она одобряет. Исходя из
вышесказанного, Братство обеспечивает всем своим членам защиту, гарантирует
помощь, убежище, материальную и моральную поддержку, добрый совет — все
необходимое, чтобы противостоять козням закона человеческого; все члены,
нарушающие последний, автоматически подпадают под покровительство Братства,
которое считает себя выше человеческого закона, ибо он представляет собой
недолговечную и искусственную выдумку, между тем как Братство, будучи союзом,
естественным по своему определению и происхождению, уважает только законы
Природы.
1) Не существует никаких различий между лицами, входящими в
Братство, хотя это вовсе не означает, что все люди равны в глазах Природы;
равенство — это есть вульгарная идея, проистекающая из немощи, отсутствия
логики и ложной философии; отсутствие различий любого рода декретируется только
потому, что последние могут неблагоприятным образом отразиться на удовольствиях
членов Братства и, рано или поздно, испортят их окончательно
[90]
.
