Неожиданно председательница обнаружила живой интерес к моей
персоне; она подозвала мужчину, заменившего ее в президентском кресле,
спустилась ко мне, и мы слились в объятиях: мы целовали, лизали, сосали друг
друга и скоро обе забились в конвульсиях оргазма. За исключением Клервиль, я не
встречала женщины, которая бы извергалась столь обильно и неистово; у нее была
особенная прихоть: принимая в анус мужской орган, она сильно прижималась
влагалищем к моему лицу, а сама при этом обсасывала другую женщину; я блестяще
выдержала это испытание, и она, довольная, вернулась на свое место.
Не успела она отпустить меня, как тут же нахлынула новая
волна жаждущих мужчин, в основном содомитов — к моей вагине притронулись всего
двое или трое из них; среди них был один любитель мастурбации, около дюжины
изверглись мне прямо в рот, причем один в момент кульминации вставил в свое
чрево чей-то солидный член, а сам, уткнувшись лицом мне под мышку, нежно
облизывал мокрую от пота ложбинку, чем доставил мне острое наслаждение. Пятеро
или шестеро выпороли меня довольно ощутимо; трое или четверо сбросили семя в
самую глубь моей прямой кишки и сами же выпили его; кроме того, я несколько раз
громко пускала газы в лицо любителям острых ощущений, и даже нашлось двое
охотников до моей слюны; несколько долгих минут я втыкала сотни булавок в
ягодицы и в мошонку одного представительного господина, и он ходил в таком
виде, ощетинившийся как еж, до конца вечера; еще один субъект целых два часа
облизывал все мое тело, постепенно перемещаясь сверху вниз, добрался до
укромных местечек между пальцами на ногах, наконец, вставил свой язык в анус и
испытал бурный оргазм. Несколько женщин изъявили желание прочистить мне
влагалище толстым и длинным деревянным предметом; одна импозантная дама привела
с собой мужчину, взяла в руку его орган и долго прижимала его конец к моей
задней норке, а потом заставила меня заталкивать туда пальцем брызнувшую
сперму; стройная прелестная девушка осквернила мои ягодицы своими
испражнениями, после чего ее содомировал мужчина средних лет и, нагнувшись,
съел плоды ее страсти и до блеска отполировал языком мой зад; позже я узнала,
что это были отец с дочерью. Перед моими глазами прошли и другие
кровосмесительные эпизоды: я видела, как братья содомировали сестер, отцы
совокуплялись с дочерьми, матерей сношали сыновья, словом, я увидела инцест,
адюльтер, содомию, самый мерзкий разврат и проституцию, отвратительнейшую грязь
и открытое богохульство — и все это в сотнях самых невообразимых форм и
оттенков, — и должна признать, что любая вакханка античности показалась бы
здесь невинной и стыдливой девочкой.
В конце концов мне надоело быть объектом и жертвой чужой
похоти, мне захотелось играть активную роль: я собрала полдюжины юношей с
впечатляющими членами, и они почти два часа усердно сношали меня то в одно
отверстие, то в другое, то сразу в оба. В заключение этого эпизода какой-то
аббат заставил свою племянницу, очаровательное создание, ласкать мне клитор, а
меня — сосать ее крохотную вагину; потом юноша приятной наружности с большим
чувством содомировал рядом со мной свою мать и целовал мне ягодицы. Две юные
сестренки облепили меня с обеих сторон: одна ласкала мне влагалище, другая —
задний проход, я испытала долгий и удивительно сладостный оргазм и даже не
заметила, что с ними, по очереди, совокупляется их отец. Другой папаша заставил
своего сына заняться со мной содомией, а сам таким же образом наслаждался с
мальчиком; через несколько минут они поменялись местами. Следом за ними ко мне
пристроился спереди молодой человек, и в это время его сестра, оказавшаяся
монашкой, прочищала ему задницу своим нательным крестом…
И все эти эпизоды якобы оскорбляющие Природу, были исполнены
такого удивительного спокойствия и достоинства, что окажись здесь самый нудный
моралист, он бы наверняка призадумался и, возможно, превратился бы в философа.
В конце концов, если немного поразмыслить, то в инцесте нет ничего необычного:
Природа допускает и поощряет его, а запрет исходит лишь от местных законов, но
как может действие, допустимое на трех четвертях земного шара, считаться
преступлением на остальной четверти? Но, увы, мне не дано совершить этот
восхитительный акт, и мысль об этом вдруг сильно опечалила меня: если бы только
у меня был отец или брат, с какой страстью я отдавалась бы и тому и другому, с
какой радостью я исполняла бы все их прихоти…
Мои завистливые размышления прервали два обольстительных
существа — восемнадцатилетние сестренки-близнецы; они отвели меня в туалетную
комнату, заперли за собой дверь, и в их обществе я испытала все, что есть
самого пикантного и самого мерзкого в сладострастии.
— Если бы мы стали развлекаться таким образом в зале
для ассамблей, — объяснили они, — к нам тут же пристроились бы два
десятка этих отвратительных мужчин, и они забрызгали бы все вокруг своей
ужасной спермой; скажите, разве не гораздо приятнее наслаждаться в узком
интимном кругу?
И обе лесбияночки доверительно поведали мне все свои
пристрастия. Яростные сторонницы своего пола, они находили всех мужчин, без
исключения, непереносимыми и не терпели даже их присутствия; в Братство их
привел отец, и хотя им поневоле приходилось иметь дело с мужским полом, они
отводили душу с женским.
— Выходит, насколько я поняла, вы и не собираетесь
выходить замуж?
— Замуж? Никогда! Лучше смерть, чем рабская доля в доме
мужа.
Я, всерьез заинтересовавшись, засыпала их вопросами, и они
рассказали о своих принципах, необычайно твердых для их возраста; воспитанные
отцом в истинно философском духе, они рано освободились от всех недугов морали
и религии — излечились раз и навсегда; не оставалось ничего такого, чего бы они
не испробовали и чего бы не были готовы испытать еще и еще; их энергия поразила
меня, я нашла наши характеры настолько схожими, что не удержалась и выразила
свои чувства. Я искупала этих восхитительных девочек в жарких ласках, мы
пролили немало спермы, дали друг другу слово поддерживать отношения и
возвратились в залу. В этот момент ко мне приблизился изящный молодой человек и
тревожным шепотом попросил уделить ему несколько минут; вместе с ним я
вернулась в туалетную комнату, откуда только что вышла.
— Боже мой! — воскликнул он, когда мы остались
одни, — я едва не упал от изумления, увидев тебя в компании этой парочки.
Держись подальше от них, будь начеку, ведь это же монстры: несмотря на юный
возраст они способны на самые ужасные вещи.
— Однако же, — возразила я, — разве это
плохо? Он уставился на меня, потом с неохотой кивнул.
— Разумеется, но в своей среде надо все-таки проявлять
хоть какую-то элементарную порядочность. За стенами этого дома — ради Бога:
пусть творят, что им вздумается. Но не здесь. Поверь мне, эти сучки получают
удовольствие только тогда, когда устраивают всяческие пакости своим собратьям;
обе они порочны, коварны и мстительны, их давно пора исключить из Братства, и я
не понимаю, почему постоянный комитет до сих пор не принял никаких мер.
Поверишь ли, дорогая моя, они сегодня развлекаются с тобой, а завтра будут
мечтать о том, чтобы тебя же уничтожить или закабалить. Скажи спасибо, что я
предупредил тебя, а теперь в знак благодарности за это подставь-ка мне свою
попку.
