— Я получил официальное согласие настоятеля, и вы
можете приходить в любое время.
— Мы не замедлим сделать это, друг мой, — сказала
я. — После этого развлечения с одним членом ордена мы заранее предвкушаем,
что будет, когда соберутся остальные; надеюсь, не стоит говорить тебе, что у
нас обеих просто бешеные вагины, и ты сам убедился, на что они способны, если
приласкать их как следует. А теперь, милый Клод, я приглашаю тебя нанести нам
визит: мы с подругой будем рады принять тебя в уютном сельском гнездышке, куда
намерены выехать дня через три. Так ты приедешь? Мы весело проведем время. А
покамест советуем тебе хорошенько отдохнуть, чтобы ты не разочаровал нас.
Воспользовавшись возможностью, мы решили сами поговорить с
настоятелем. Он оказался красивым благообразным мужчиной лет шестидесяти и
приветствовал нас с исключительной сердечностью.
— Уважаемые дамы, мы будем счастливы оказать вам
прием, — заявил он, — вас с нетерпением будут ожидать тридцать
монахов, достойных участвовать в оргии; я обещаю вам мужчин в возрасте от
тридцати до тридцати пяти лет, оснащенных не хуже, чем Клод, и обладающих
силой, которую предполагает наше призвание, и смею думать, они оправдают ваши
самые смелые надежды. Что же касается секретности, у вас нет никаких оснований
для беспокойства, которые могут иметь место в светском обществе. Кажется, вы
интересуетесь богохульствами? Ну что ж, мы прекрасно разбираемся в таких вещах,
поэтому предоставьте это нам. Глупцы полагают, будто монахи ни на что не
пригодны, и мы намерены доказать вам, глубокоуважаемые дамы, что кармелиты, по
крайней мере, хороши в плотских утехах.
Столь прямые речи вместе с недавним приключением сняли у нас
последние сомнения касательно предстоящего визита, и мы уведомили досточтимых
анахоретов, что непременно воспользуемся их гостеприимством и прихватим с собой
парочку хорошеньких девиц, которые помогут нам развлекаться; однако, добавили
мы, к нашей крайней досаде у нас есть спешные дела, которые никак не позволят
нам прибыть ранее Пасхи.
Наши хозяева согласились с этой датой, и когда мы ушли,
Клервиль заметила мне, что это — самое лучшее время для нечестивых дел.
— Мне наплевать на то, что думают другие, я собираюсь
получить удовольствие от осквернения этой самой священной мистерии христианства
именно в это время года, на которое выпадает один из самых великих христианских
праздников.
От Пасхи нас отделял целый месяц, и этот период был отмечен
двумя очень важными событиями. Мне кажется, уместнее будет рассказать о них
именно сейчас, прежде чем перейти к тому, что случилось в кармелитском
монастыре.
Первым из этих событий была трагическая смерть Клода;
бедняга явился в поместье в назначенный день; со мной была Клервиль; мы провели
его в роскошные апартаменты, и он чувствовал себя на седьмом небе, а когда
эрекция его достигла предела, моя жестокая подруга дала пятерым служанкам
условленный знак, те мигом навалились на монаха, связали его и острой бритвой
отсекли его бесценное сокровище по самый корень; позже обрубок передали
опытному хирургу, так Клервиль стала обладательницей самого оригинального и,
смею думать, самого большого искусственного члена. Клод ушел из этого мира в
ужасных муках, на его агонию было страшно смотреть: это жуткое зрелище
подогревало похоть Клервиль, и пока она им любовалась, я и еще трое служанок
ласкали ее тело в двух шагах от умирающего.
— Вот так, — сказала распутница после того, как
забрызгала всех нас спермой, — я же говорила, что найду отличный способ
отправить этого буйвола в мир иной и сохранить при этом его самую ценную часть.
Теперь я перехожу ко второму событию и с полным правом
считаю, что оно сделало мне честь, и я могу им гордиться не меньше, чем моя
подруга гордится ловкой проделкой, о которой я только что рассказала.
Однажды, когда в окружении толпы лизоблюдов и просителей,
которые вполне справедливо считали, что их судьба зависит от самочувствия моего
влагалища, я занималась своим туалетом, дворецкий объявил о приходе незнакомого
человека средних лет, невзрачного вида, который просит уделить ему время для
личной беседы. Я велела передать, что обычно не принимаю подобных посетителей,
что если речь идет об оказании помощи или о том, чтобы замолвить слово перед
министром, он должен изложить свою просьбу в письменном виде, а я посмотрю, что
можно будет сделать; однако упрямец; стоял на своем, и я, скорее из
любопытства, решила дать ему аудиенцию и велела провести его в маленькую гостиную,
где обыкновенно вела частные беседы; затем, наказав слугам находиться
поблизости, я пошла узнать, что он от меня хочет.
— Меня зовут Берноль, мадам, — начал
незнакомец, — это имя, конечно, вам незнакомо, но оно было небезызвестно
вашей покойной матушке, благороднейшей женщине, которая, будь она жива, не
позволила бы вам вести столь бессовестный и беспорядочный образ жизни.
— Сударь, — прервала я, — судя по вашему тону
вы не из тех, кто пришел с просьбой.
— Спокойнее, Жюльетта, спокойнее, — ответил
Берноль. — Вполне возможно, что я собираюсь обратиться к вам с просьбой,
также возможно, что у меня есть все права разговаривать с вами таким тоном,
который вам не нравится.
— Каковы бы ни были ваши права, сударь, вы должны
уяснить, что…
— А вы должны уяснить, Жюльетта, что если я и пришел к
вам за помощью, моя просьба только делает вам честь. Будьте добры взглянуть на
эти бумаги, юная дама, и вы поймете, что мне нужна помощь и что ваш долг —
оказать мне ее.
Я мельком пробежала глазами протянутые мне документы и
ахнула:
— Боже мой! Это значит, что моя мать… что она согрешила
с вами?
— Именно так, Жюльетта: я — твой отец, — потом
Берноль заговорил срывающимся голосом. — Я дал тебе жизнь, я — кузен твоей
матери; мои родители уже готовились к нашей свадьбе, мы уже были помолвлены,
когда перспектива другого, более выгодного брака заставила моего отца изменить
свои планы. Так он принес в жертву твою матушку, к тому времени она была
беременна… носила тебя в своем чреве. Потом нам удалось обмануть человека, которого
ты считала своим отцом, и он ни о чем не заподозрил. Но ты не его дочь, а моя,
и я могу доказать это. Под твоей правой грудью есть родинка, коричневое
пятнышко размером в маленькую монетку… у тебя есть такая отметина, Жюльетта?
— Есть, сударь.
— Тогда обними своего отца, бесчувственная ты душа! А
если не хочешь мне поверить на слово, прочти внимательно эти бумаги, и все твои
сомнения исчезнут. После смерти твоей матери… это была ужасная смерть —
результат преступления некоего Нуарсея, того самого, с которым ты — впрочем,
тебя извиняет то, что ты об этом не знала, — осмеливаешься поддерживать
преступную связь и которого завтра же колесуют, если у нас будут необходимые
доказательства, но к сожалению их у нас нет. Так вот, после смерти твоей матушки
меня стали преследовать всевозможные несчастья. Я потерял все, что у меня было.
Потерял даже то, что оставила мне она. Вот уже пятнадцать лет я существую
только благодаря общественному милосердию, но наконец я нашел тебя, Жюльетта, и
мои страдания теперь кончатся.
