Мудрецы, считающие, что первопричина способна дать лишь
первый толчок, и оставляющие за человеческим разумом право на самоутверждение,
смело ограничивают эту причину и, начисто отметая вопрос об ее универсальности,
низводят ее до самой ничтожной вещи в Природе, к простейшей функции
поддерживать материю в движении. Но ведь в Природе все взаимосвязано: например,
чувства и мысли побуждают движения в теле, а эти движения возбуждают ощущения в
душе — все это так, но в этом нет ничего, что могло бы породить религиозный
экстаз; восприятие объектов зависит только от того, готовы ли мы воспринять их
— и совпадает ли это с процессами, происходящими в наших органах. Таким
образом, причина этих процессов и есть причина наших желаний и чувств. Если же
эта причина ничего не знает и не подозревает о процессах, которые сама в нас
порождает, тогда зачем нужен такой немощный Бог? А если он и знает, тогда он —
соучастник этих процессов и творит их по своей воле; если, зная это, он
поступает так не по своей воле, значит, он вынужден делать то, чего не хочет, и
тогда есть нечто, что сильнее его, раз он подчиняется высшим законам. Если наша
воля всегда выражает себя в движениях, жестах или импульсах, выходит, Бог
поощряет наши желания и санкционирует то, что мы делаем по приказу своего
желания; выходит, Бог пребывает в руке убийцы, в факеле поджигателя, во
влагалище шлюхи. Ты можешь сказать в его оправдание, что Богу стыдно за все эти
гнусные дела. Но тогда это ничтожный измученный божок, более слабый, чем мы,
вынужденный повиноваться нам и нашим желаниям. Следовательно, вопреки всему,
что нагородили по этому поводу, надо прямо заявить, что универсальной причины
не существует, а если кто-то просто не может жить без нее, придется допустить,
что Бог согласен со всем происходящим с нами, что он и не хочет ничего иного;
придется также признать, что это насквозь фальшивое существо не может ни
ненавидеть, ни любить никого из тех, кого он сотворил, так как все они
подчиняются ему в одинаковой мере, следовательно, такие слова, как «наказание»,
«вознаграждение», «заповедь», «запрет», «порядок» и «беспорядок» — всего лишь
аллегорические термины, случайно попавшие в сферу человеческих дел и событий.
Теперь обрати внимание на следующий факт: как только
человек, разочаровавшись, перестает считать Бога добрым существом, существом,
любящим людей, ему может прийти в голову, что Бог его обманывает. Даже если
признать подлинность всех тех чудес, на которых основана вся система и которые
только подтверждают несправедливость и бесчеловечность Бога, и тогда у нас не
будет уверенности в том, что при самом строгом соблюдении всех заповедей нам
удастся заслужить его благосклонность. Если он не наказывает тех, кто нарушает
освященный им закон, соблюдать его не имеет никакого смысла, а когда соблюдение
божьего закона сопряжено со страданиями и тяготами, мы видим, что Бог и
бесполезен и зол, посему я опять спрашиваю тебя, достойно ли высших почестей
такое существо? Я не говорю уже о том, что заповеди его вообще соблюдать не
стоит — настолько они абсурдны и противоречат здравому смыслу, они вредны для
нашей нравственности, они приносят физические страдания, сами законодатели,
твердящие об этих законах, нарушают их днем и ночью, а если на земле и есть
люди, которые, на первый взгляд, искренне уважают божий закон, надо просто
проверить их умственные способности. Перейдем к факту, обычно выдвигаемому как
доказательство невероятного нагромождения тайн и недомолвок, — я имею в
виду рождение нашего смехотворного божества. Здесь все покоится на зыбком
фундаменте непонятных и противоречивых измышлений, которые, как будто нарочно,
созданы для того, чтобы их осмеял любой, даже самый недалекий оппонент.
Можно со всей очевидностью заявить: из всех религий,
сооруженных человечеством, нет ни единой, которая могла бы на законном
основании претендовать на свое превосходство над остальными; нет ни одной,
которая не была бы напичкана баснями, окутана ложью, переполнена извращениями;
ни одной, не сопряженной с самыми большими опасностями, стоящими бок о бок с
самыми вопиющими противоречиями. Безумцы стараются оправдать эти выдумки, для
чего призывают на помощь чудеса, и в результате образуется замкнутый круг:
сегодня чудо доказывает истинность религии, а минуту назад религия доказывала
подлинность чуда. Причем чудеса требуются не только нашей религии — они нужны им
всем, без исключения; чудеса упоминаются в любом священном тексте, на каждой
странице. У Леды был прекрасный лебедь, в пику ей Мария употребляла для той же
цели голубя.
Словом, если даже допустить истинность этих чудес,
напрашивается очевидный вывод: Бог творил их в интересах как истинных, так и
ложных религий; в этом случае он непоследовательно равнодушен и к заблуждениям
и к истине. Удивительно, что каждая секта твердо убеждена, по примеру своих
соперников, в реальности признаваемых ею чудес. Если все эти чудеса ложные,
придется признать, что целые нации поверили в фикцию, что же до их подлинности,
безусловная вера народа еще ничего не доказывает. Но ни один из упоминаемых в
Писании фактов нельзя доказать иначе, как только убеждением тех, кто в них уже поверил,
следовательно, нет ни одного, твердо доказанного, и поскольку вся эта
небывальщина представляет собой единственное средство, которое помогает нам
поверить в религию, мы должны признать, что ни одна из них не основана на
доказанных фактах и что следует относиться к ним как к игре фантазии, обмана,
лжи и пренебрежении к разуму.
— Однако, — наконец, смогла вставить я, —
если это не Бог и не религия, тогда что же движет вселенной?
— Милая девочка, — отвечала мадам Дельбена, —
вселенная движется и живет сама по себе; достаточно вечных законов Природы, без
всякой первопричины или первичного толчка чтобы появилось все, что есть вокруг
нас, и все, что мы знаем; бесконечное движение материи все объясняет, зачем же
придумывать двигатель для того, что и без этого находится в постоянном
движении? Вселенная — это скопище самых непохожих друг на друга субстанций,
которые взаимодействуют друг на друга и действуют друг против друга; нет ни
начала, ни конца, ни застывших границ — вселенная мне видится как нескончаемый
переход от одного состояния к другому, в нем есть лишь отдельные элементы,
которые меняются, но за всем этим я не вижу никакой универсальной причины,
которая была бы отлична от вселенной и давала бы ей жизнь, обеспечивая
изменения в отдельных, составляющих ее элементах. На мой взгляд — и я уверена в
этом абсолютно! — дело обстоит именно так, как я тебе показала. Не надо
расстраиваться, если мы не найдем никакой замены химерам, самое главное — не
делать причиной чего-то такого, что мы не понимаем, нечто, что мы понимаем еще
того меньше.
Я показала тебе полную абсурдность идеи
божественности, — продолжала моя несравненная собеседница, — и мне не
составит труда вырвать с корнем предрассудки и суеверия, которые посеяли в
твоей головке еще в тот день, когда ты, в самом нежном возрасте, впервые
услышала рассуждения насчет принципа жизни; в самом деле, есть ли что-нибудь
более нелепое, чем превосходство над животными, которым так гордятся люди?
Спроси у них, на чем зиждется это превосходство, и ты услышишь глупейший ответ:
«У нас есть душа!» Тогда проси их объяснить, что они понимают под загадочным
словом «душа». И ты увидишь, как они начнут ерзать и теряться в противоречиях.
«Это неизвестная субстанция» — будет первое, что они скажут. Затем: «Это
скрытая внутренняя сила», и наконец пробубнят о некоем духе, о котором у них
нет ни малейшего представления. Спроси у них, каким образом этот дух, который
так же, как их Бог, вообще не имеет протяженности, сумел внедриться в их
материальные, имеющие размеры, тела, и они ответят, что, по правде говоря, им
сие не известно, что это тайна, что это устроил всемогущий и ловкий Бог. Вот
такие, восхитительно примитивные представления имеют верующие об этой скрытой
или, скорее, воображаемой субстанции, каковую глупость людская превращает в
механизм, отвечающий за все их глупые деяния.
