Несколько ошарашенный моими наглыми речами, его величество
не нашел ничего более умного, как ограничиться какой-то неловкой шуткой,
несущей на себе ту самую печать фальши, которая отмечает все, что исходит из
уст истинного итальянца, и мы тепло распрощались друг с другом.
В тот же вечер меня провели в блестящий, роскошно убранный
зал, где вокруг большого игорного стола я увидела общество, разделенное на два
класса; с одной стороны сидели мошенники, с другой — лопоухие овечки; мне
сказали, что в Турине воровство во время игры — обычное дело и что мужчина не
начинает ухаживать за женщиной до тех пор, пока она не обворует его.
— А что, это весьма забавный обычай, — заметила я
мошеннице, которая рассказала мне об этом.
— Все объясняется очень просто, — продолжала
она, — игра — это нечто вроде коммерции, стало быть, в ней допустимы любые
хитрости. Разве вам придет в голову подать в суд на торговца за то, что шторы
на окнах его лавочки чересчур плотные, поэтому вместо добротного товара вы
выбрали негодный? Главное — преуспеть, мадам, и все средства для этого хороши.
Я вспомнила максимы Дорваля по поводу воровства и решила,
что они вполне уместны в этом доме. Потом поинтересовалась у собеседницы, как
можно ловчее выуживать деньги у других, заверив ее, что во всем остальном у
меня большой опыт.
— Есть настоящие мастера этого дела, — ответила
она. — Если хотите, завтра я пришлю к вам одного из них.
Я поблагодарила ее, а наутро появился мой новый наставник и
за какую-то неделю преподал мне уроки беспроигрышной карточной игры, которые
позволили мне получить две сотни луидоров в течение трех месяцев моего
пребывания в Турине. Когда пришло время платить за его уроки, он потребовал
только моей благосклонности, а поскольку он желал получить ее на итальянский
манер, что я страстно любила, после тщательного осмотра его тела на предмет
нежелательных болезней — а такая мера была не лишней в этой стране — я
доставила ему удовольствие тем самым образом, который был естественным для
человека его профессии.
Помимо всего прочего Сбригани — так звали моего ментора —
обладал приятной внешностью и внушительным членом; ему было не более тридцати
лет, он отличался отменным здоровьем, изысканными манерами, прекрасной речью,
безудержным распутством, философским складом ума и удивительным даром всякими
мыслимыми и немыслимыми способами присваивать то, что принадлежало другим. Я
сразу смекнула, что такой человек может быть мне весьма полезен в моих
путешествиях, и предложила ему объединить наши усилия, на что он согласился не
раздумывая.
В Италии человек, сопровождающий актрису, певицу или просто
продажную женщину, не представляет собой никакой помехи для тех, кто добивается
ее благосклонности: будь он братом, супругом или отцом, обыкновенно он
удаляется в тот самый момент, когда на пороге появляется поклонник; если пыл
последнего начинает ослабевать, покровитель появляется снова, заводит с ним
приятную беседу и, подняв настроение клиента, скрывается в платяном шкафу,
чтобы не портить ему удовольствие. Естественно, поклонник в этом случае берет
на свое содержание и женщину и ее покровителя, и итальянцы, приспособленцы по
своей природе, не видят в этом ничего дурного. Поскольку к тому времени я в
достаточной мере знала язык этой благословенной страны, чтобы сойти за
итальянку, я взвалила на Сбригани обязанности своего супруга, и мы отправились
по дороге на Флоренцию.
Поездка наша проходила в ленивой безмятежности, спешить нам
было некуда, и я с удовольствием созерцала расстилавшийся передо мной пейзаж,
который вполне соответствовал бы человеческому представлению о рае, если бы не
оборванные люди, то и дело встречавшиеся на пути. Первую ночь мы провели в
Асти. Сегодня этот городок, утративший свое былое величие, не достоин даже
того, чтобы упоминать о нем. Наутро мы возобновили путешествие и добрались до
Александрии; по словам Сбригани, это местечко было известно тем, что оно
буквально кишит аристократами, и мы решили провести здесь несколько дней и
поискать простаков.
Мой супруг быстро распространил нечто вроде прокламации, из
которой следовало, что в город прибыла знаменитая куртизанка, к этому прилагалось
краткое описание моих прелестей и их стоимость.
Первым откликнулся престарелый пьемонтский герцог, лет
десять как отошедший от двора; единственное, чего он пожелал, — это
полюбоваться моим задом. За такое удовольствие Сбригани взял с него пятьдесят
цехинов, однако подогретый увиденным зрелищем, герцог потребовал большего. В
лучших правилах покорной жены я заявила, что не могу решить этот вопрос без
согласия мужа, а герцог, будучи не в состоянии предпринять серьезного натиска,
изъявил желание выпороть меня. Эта причуда остается главным утешением некогда
отчаянных содомитов, ведь так сладостно унижать божество, в чей храм для вас
больше нет доступа. Сбригани назначил цену по одному цехину за удар, и
пятнадцать минут спустя в моем кошельке было три сотни монет. Щедрость его
светлости подсказала моему спутнику блестящую идею. Он заранее навел справки о
прошлой жизни старого вельможи и упросил его оказать ему честь и отобедать
вместе с ним и его женой. Эта просьба поначалу сильно озадачила бывшего придворного,
но через минуту он уступил и согласился.
— О, великодушный и благородный сподвижник
могущественнейшего князя Италии, — начал Сбригани, представляя гостю
Августину, которую мы научили, как себя вести, — настало время, когда
должна заговорить ваша кровь, и в своей душе должны вы услышать голос Природы.
Вспомните Венецию и свою давнюю любовную связь с прекрасной синьорой Дельфиной,
бывшей замужем за одним мелким аристократом. Посмотрите же хорошенько, ваша
светлость, посмотрите на свою дочь Августину, обнимите ее, мой господин, она
вас достойна. Я взял ее еще ребенком, вырастил и воспитал ее, а теперь оцените
сами мои усилия. Мне кажется, я могу по праву гордиться тем, что превратил
Августину в одну из самых прелестных и умных девушек в Европе. О, ваша светлость,
как я жаждал разыскать вас и встретиться с вами; узнав, что вы поселились в
Александрии, я поспешил сюда, чтобы убедиться собственными глазами. И я был
прав — сходство просто поразительное! Я надеюсь, что вы достойно вознаградите
скромного бедного итальянца, у которого из всех богатств есть только красота
его супруги.
Трогательная девичья грудь и стройный стан Августины, ее
большие карие глаза и исключительная белизна ее кожи оказали на герцога сильное
впечатление; в его глазах загорелся похотливый огонек, в лице его отразилось
радостное предвкушение инцеста, и после недолгих складных объяснений, которые
дал ему Сбригани, старик объявил, что признал Августину и что немедленно увезет
ее к себе домой с тем, чтобы она заняла подобающее ей место в его семье.
— Не спешите, ваша светлость, — заметил мой
неподражаемый супруг, — вам сначала надо переварить обед. К тому же
осмелюсь напомнить, что девушка принадлежит мне до тех пор, пока вы не
возместите огромные расходы, связанные с ее воспитанием, которые едва ли
покроет скромная сумма в десять тысяч цехинов. Однако, учитывая честь, любезно
оказанную вами моей супруге, я не смею торговаться с вашей светлостью и
удовлетворюсь этой мизерной суммой, поэтому, сударь, соблаговолите выложить
деньги, иначе я не отпущу Августину,
