Телем, который только что развлекался с моей куночкой,
пристроился сзади; его член был несколько толще, чем у его собрата, но, хотя я
была новичком в таких делах, Природа столь удачно вылепила меня, что я приняла
его целиком с удивившей меня легкостью. Мой клитор упирался прямо в губы
настоятельницы, и неутомимая искусница, блаженно распростершись прямо на
твердом каменном полу, обсасывала его усердно, как младенец сосет материнскую
грудь; ее немного раздвинутые бедра сжимали голову Лоретты, и, рыча и мурлыкая
от удовольствия, великая блудница неистово работала руками, помогая
мастурбировать, с одной стороны, Вольмар, с другой — Флавии. А над Лореттой
стоял на коленях Дюкроз и терся своим органом о ее ягодицы, однако внутрь не
проникал — это был вопрос чести, и право лишить девочку девственности
принадлежало только мне.
Всему этому разгулу предшествовал недолгий момент затишья,
затаившегося перед бурей покоя, как будто участники спектакля желали в
спокойном созерцании и в полной мере вкусить предощущение сладострастной
похоти, как будто боялись неосторожным словом спугнуть это чувство. От меня
требовалось сконцентрировать все внимание и мысленно разложить процесс
наслаждения на атомы, ибо после я должна подробно рассказать о своих
впечатлениях. Я погрузилась в неописуемый экстаз: почти невозможное на свете
удовольствие, которое производили во мне глубокие и размеренные толчки
монашеского члена, сладостная агония, в которую, как в водоворот, увлекал меня
язык настоятельницы, обкалывающий тысячью иголок мой хоботок,
роскошно-похотливые сцены, будоражившие мой мозг, — весь этот праздник
сладострастия доводил все мое существо до исступления, до бреда, и в этом бреду
я хотела остаться навсегда.
Первым обрел дар речи Телем, но его заикающийся, его
непослушный язык гораздо лучше передавал его чувства, нежели его мысли. Мы
ничего не смогли разобрать в этом бормотании, кроме невнятных богохульств,
хотя, по-моему, он прилагал все усилия, чтобы сказать, в какое состояние
привели его жаркие и судорожные объятия моего ануса.
Наконец, придя в себя, он поведал нам, что готов хоть сейчас
еще раз излить свои чувства в прекраснейшую из всех задниц.
— Не знаю, что было приятнее для Жюльетты: принимать
мою плоть в свои потроха или в вагину, но со своей стороны я могу поклясться,
что содомия для меня была в тысячу раз приятнее.
— Это дело вкуса, — заметила Дельбена, продолжая
все сильнее массировать зад Лоретты и умудряясь целовать при этом ягодицы
Флавии.
— Все зависит от философии человека, — согласилась
Вольмар, которая была на седьмом небе от неистовых ласк Дельбены и сама,
языком, ласкала Дюкроза. — Хотя я и женщина, но совершенно с тобой
согласна, и будь я мужчиной, я бы совокуплялась только в задний проход.
Не успев договорить свои непристойные речи, это ненасытное
существо задергалось от внезапно наступившего оргазма. За ней настал черед
Телема: он пришел в неистовство и, повернув к себе мою голову, сунул мне в рот
огромный, величиной с ладонь язык; следом за ним Дельбена яростно задвигала
языком и, как мне показалось, высосала из меня все, что там еще оставалось. Я
обмякла и погрузилась в истому. Я хотела стоном выразить свой восторг, но
дергающийся язык Телема помешал мне, и монах проглотил мои вздохи. А в это
время где-то внизу, у меня между ног, нектар, который я исторгла в изобилии,
залил лицо моей наставницы, заполнил ей рот, и она сама исторгла поток семени в
глотку Лоретты; Флавия присоединилась к нам в следующий момент, изрыгая
ругательства как матерый солдат.
— Теперь сделаем по-другому, — произнесла
Дельбена, поднимаясь на ноги. — Жюльетта ляжет на Дюкроза и будет
принимать его спереди. Вольмар будет обсасывать заднюю норку Жюльетты. Я хочу
лизать нижние губки Вольмар, а Телем займется моим влагалищем и влагалищем
Лоретты. Ну, а Флавия может делать все, что ей вздумается, с анусом Телема.
Новые извержения в честь Киприды
[22]
завершили второй эксперимент, затем меня вновь подвергли допросу.
— Ах, мадам, — отвечала я Дельбене, которая первой
задала вопрос, — раз уж я должна быть искренней и откровенной, скажу, что
член, что ласкал меня сзади, доставил мне наслаждение более сильное и, я бы сказала,
более нежное, чем тот, что был в моей куночке. Мне, возможно, недостает
возраста и опыта, я, наверное, застенчива и не привыкла к удовольствиям,
которыми вы меня одарили сегодня, так что могу и ошибаться на счет их
приятности, но вы хотели знать, и я вам ответила.
— Подойди поцелуй меня, мой ангел, — заговорила
мадам Дельбена. — Ты чудная девочка, и ты попала в хорошую компанию. И нет
сомнений, — воодушевлялась она, — абсолютно никаких сомнений в том,
что ни одно удовольствие не может сравниться с тем, какое мы получаем сзади, и
как несчастны те недалекие, малодушные девицы, которые, не имея никакого
воображения, боятся испробовать этот волнующий акт. Бедняжки, они не достойны
того, чтобы посвятить себя Венере, и никогда Пафосская Богиня
[23]
не вознаградит их своими милостями
[24]
.
Так пусть же и мой зад испытает то же блаженство! —
вскричала вдруг Дельбена, становясь на колени на краешек дивана. —
Вольмар, черт тебя побери! Где ты, Вольмар? Флавия! Жюльетта! Хватайте скорее
инструмент, а вы, Дюкроз и Телем, готовьте свои беспощадные копья и без жалости
вонзайте их между ягодиц этим сучкам! А вот вам моя собственная попа, вот моя
потаенная норка. Не щадите ее! Ложись рядом со мной, Лоретта, — я потом
придумаю, что с тобой делать.
Судя по тому, как восторженно либертина приветствовала
каждое проникновение, было ясно, что эта, весьма непростая процедура была для
нее привычным делом. Пока одна из нас старательно трудилась над ее приподнятым
задом, вторая в это время, наклонившись, целовала ей клитор и нижние губки, и
эта настойчивая и вместе с тем нежная мастурбация была той изысканной
п??иправой, какую может приготовить только умелый и опытный кулинар и какую в состоянии
оценить лишь тонкий аристократический вкус. Между тем растущее возбуждение
приводило Дельбену в бешенство — положительно, в этой женщине страсти говорили
языком жестокого безжалостного победителя, — и мы скоро начали замечать,
что Дельбена не столько ласкала маленькую бедную Лоретту, сколько делала ее
объектом своей ярости, и тело несчастной на наших глазах покрывалось следами
укусов, синяками и глубокими царапинами.
