— Разрази меня гром! — застонала, наконец,
Дельбена, после чего Телем и Вольмар удвоили свои усилия. — Давайте,
выжимайте из меня все соки! Я истекаю… Я умираю от наслаждения… Довольно… Вот и
все… А теперь отдохнем и немножко побеседуем, — заговорила она, оглядывая
нас умиротворенными глазами. — Важно не только испытывать острые ощущения,
но и уметь анализировать их. Порой обсуждать их не менее приятно, чем получать.
Словом, когда вы дошли до предела физических возможностей, можно пустить в ход
интеллектуальные. Почему у тебя такой беспокойный вид, Жюльетта? Неужели до сих
пор боишься, что мы тебя обманем? Успокойся: это твоя жертва, — указала
она на Лоретту. — Ты будешь ее мучить и насиловать и спереди и сзади, это
дело решенное! Слово либертины верно так же, как и искренна ее извращенная
похоть. Вы, Телем и Дюкроз, устраивайтесь поближе — во время беседы я хочу
трогать ваши уставшие члены, хочу снова привести их в нормальное состояние; мои
пальцы наполнят их новой энергией, и эта энергия будет питать мою речь. Вот
увидите, как будет возрастать мое красноречие, я буду не Цицероном, который вдохновлялся
восторгом толпы, стоявшей вокруг трибуны, — я буду Сафо, черпавшей
вдохновение в сперме, которую она выжимала из прекрасной Дамофилы.
Я хочу сказать, — были следующие слова Дельбены,
которые она произнесла, как только пришла в себя настолько, чтобы начать
серьезный разговор, — что в этом мире ничто не возмущает меня так, как
моральное воспитание или воспитание чувств, какое обычно получают у нас
девушки. Создается впечатление, что его единственная цель состоит в том, чтобы
вбить в подопечных понятия и мысли, которые противоречат всем естественным их
побуждениям. Может ли кто-нибудь сказать мне, потому что я давно и искренне
хочу знать это, для чего нужна обществу целомудренная благонравная женщина? И
есть ли что-нибудь более бесполезное, чем добродетельная жизнь, которая, с
каждым уходящим навсегда днем, только еще больше оболванивает и разрушает наш
пол? Нам, женщинам, постоянно внушается добродетель, а я попытаюсь показать
вам, что в, каждой фазе жизни женщины добродетель — самая никчемная вещь.
До того, как девушка выйдет замуж, какое преимущество дает
ей ее девственность? И до какой степени может доходить безумие, если некоторые
всерьез считают, что честь и достоинство женского рода зависит от наличия или
отсутствия одной мизерной части ее тела? Для чего Природа сотворила людей? Не
для того ли, чтобы помогать друг другу и, следовательно, доставлять другим
всевозможные удовольствия? Если мужчина ждет от юной девушки максимальных
наслаждений, зачем же плевать на замыслы и законы Природы и заточать несчастную
в жестокие оковы добродетели, которая запрещает ей отдаваться своему мужчине со
всей неукротительностью ее натуры? Можно ли допустить такое варварство, даже не
пытаясь оправдать его? Но чем можно оправдать тот факт, что девушка обязана
хранить целомудрие? Вашей религией, обычаями, привычками? Что может быть
нелепее и смешнее, чем подобное оправдание? Давайте оставим религию в покое — я
знаю, как вы все относитесь к этой чепухе. Но вот, что касается условностей:
могу я спросить у вас, что это такое? Если я не ошибаюсь, этим словом
обозначают определенное поведение отдельных личностей у себя дома и в обществе.
Вы согласитесь, что эти условности должны способствовать счастью людей, если
это не так, значит, они глупы, если они мешают счастью, значит, они жестоки и
бесчеловечны, и любая просвещенная нация обязана позаботиться о том, чтобы они
служили общему благу. Теперь скажите мне, каким образом наши французские
обычаи, особенно, что касается плотских удовольствий, отвечают благосостоянию
страны? Во имя чего они вынуждают девушку, это бедное создание, так упорно
держаться за свою девственность? Ведь это вопиющий вызов Природе — Природе,
которая внушает ей избавиться от этого бремени; кроме того, это прямой ущерб ее
здоровью, которое жестоко страдает от этого! Вы можете ответить, что она должна
попасть в руки своего мужа чистой и незапятнанной. Но почему вы не допускаете,
что это выдумка умов, извращенных предрассудками? Подумать только: чтобы
доставить какому-то самцу удовольствие сорвать первые плоды, бедной девушке
приходится десять лет отказываться от собственной сущности! Ради чего должна
она заставлять мучиться сотни своих поклонников, чтобы в один прекрасный день
выбрать одного из них и доставить только ему наслаждение? Можно ли представить
что-нибудь более неразумное, существует ли более чудовищный замысел? Можете вы
— я вас спрашиваю! — привести столь же красноречивый пример попрания
всеобщих интересов? Есть ли у человечества более опасный враг, чем эти
отвратительные условности? Да здравствуют те, кто, пребывая в неведении
относительно таких беспочвенных глупостей, тем больше уважает юных
представительниц нашего пола, чем непристойнее они себя ведут! Только в
постоянных безумствах заключается истинная добродетель девушки: чем чаще она
отдается, тем больше ее любят; чем больше она совокупляется, тем большую
радость она излучает и тем вернее способствует счастью своих соотечественников.
Какие же они варвары — те мужья, что одержимы призрачным удовольствием сорвать
первую розу! Ведь они деспоты, если, держатся за это свое право, отказывая в
нем другим мужчинам. А возьмем это неуважение к девушке, когда она, не имея
опыта с мужчинами, не смогла дождаться, чтобы подарить одному из них самое
ценное, что у нее есть, и, услышав зов Природы, имела все основания не ждать
этого момента. Теперь рассмотрим вопрос добродетельности женщин, которые стали
женами. В данном случае речь идет о супружеской неверности, о поведении,
которое принято считать дурным.
Наши обычаи, правила поведения, религиозные верования, общественные
установления — короче, все эти ничтожные факторы — не выдерживают никакой
критики; и дело совсем не в том, чтобы доказать, что адюльтер является
преступлением, скажем, в глазах и лапландцев, которые его допускают, и
французов, которые его запрещают, — дело в том, чтобы решить, ошибается ли
на сей счет человечество, и оскорбляет ли это Природу. Во-первых, чтобы принять
такую гипотезу, надо абсолютно отрицать мощь плотских желаний, которые наша
матушка-природа вложила в мужчин и женщин. Вполне очевидно, что если бы одному
мужчине было достаточно одной женщины, или если бы одна женщина могла
удовлетвориться одним мужчиной, тогда, согласно этой гипотезе, тот, кто
нарушает законы, бросает вызов Природе. Но если плотские желания таковы, что
женщине одного мужчины совершенно недостаточно, а ему, в свою очередь,
требуется много женщин, я надеюсь, вы согласитесь, что в таком случае любой
закон, сковывающий эти желания, можно назвать —деспотическим и противным
Природе. Ложная добродетель, называемая целомудрием — самый смешной из всех
существующих предрассудков, — ни в коей мере не делает никого счастливым и
наносит непоправимый урон всеобщему благу, ибо подобная добродетель приводит к
слишком жестоким лишениям; я утверждаю, что подобная псевдодобродетель есть
идол, который питается страхом перед супружеской изменой, следовательно, долг
каждого здравомыслящего человека — внести девственность в число самых
отвратительных способов, придуманных человеком для того, чтобы преградить путь
к матушке-природе… Давайте посмотрим в корень: потребность в совокуплении не
менее важна, чем потребность в питье и еде, и надо относиться и к той и другой
с одинаковым уважением. Скромность — можете быть уверены в этом — с самого
начала была не чем иным, как стимулом к похоти: смысл ее заключается в том,
чтобы отсрочить осуществление желания и тем самым усилить возбуждение, а позже
глупцы стали называть добродетелью то, что, на самом деле, побуждает к
распутству.
[25]
Утверждать, что целомудрие есть добродетель,
столь же смешно, сколько считать добродетельным того, кто добровольно лишает
себя пищи. Да будет вам известно, что почти всегда мы придаем слишком большое
значение тому, что называем добродетелью или пороком; пора положить конец
предрассудкам. Вот когда заявить кому-нибудь о своем желании совокупиться с ним
станет таким же обычным делом, как в чужом доме попросить чего-нибудь поесть
или попить, когда это будет повседневностью, тогда предрассудок рухнет и
исчезнет, целомудрие перестанет считаться добродетелью, а супружеская измена —
преступлением. Ну, подумайте сами — что дурного я делаю, кому делаю плохо,
когда, встретив приятного мне человека, говорю ему: «Прошу тебя предоставить в
мое распоряжение часть твоего тела, от которой я получу удовлетворение, а если
тебе хочется того же, ты можешь насладиться любой частью моего тела».
