Я заверила его, что сделаю все, чтобы не обмануть его
надежд; Нуарсей отвез меня на ужин в свой дом, где мы долго беседовали и
провели ночь, развлекаясь с двумя обходительными слугами, которые сполна
удовлетворили все прихоти этого знатока сладострастия.
Вскоре после всех этих событий, которые всколыхнули мою
душу, после всего, что я узнала за это время, я дошла до того, что стала
ощущать просто-таки физиологическую потребность совершить свое собственное
преступление без постороннего внушения и без чьей бы то ни было помощи, кроме
того, я сгорала от нетерпения узнать, так ли уж надежна обещанная мне
безнаказанность. Я все тщательно продумала и, наконец, решилась на самый
ужасный и рискованный поступок. Желая подвергнуть испытанию свою отвагу и свою
жестокость, однажды поздним вечером я облачилась в мужское платье, рассовала по
карманам несколько пистолетов, незаметно вышла из дома, остановилась на глухом
перекрестке и стала ждать первого встречного с намерением ограбить и убить его
просто так, ради удовольствия. Я стояла, прислонившись к стене, и ощущала в
себе небывалый подъем, который обычно вызывают сильные страсти и который сродни
животному инстинкту, необходимому для того, чтобы насладиться злодейством.
Дрожа от нетерпения, я чутко вслушивалась в тишину и
напрягалась при каждом шорохе; я до боли в глазах всматривалась в темноту и
малейшее движение ночных теней принимала за приближавшуюся добычу. Наконец,
где-то в отдалении послышалось невнятное жалобное бормотание. Я бросилась в ту
сторону и увидела бедно одетую женщину, сидевшую на пороге дома.
— Ты кто такая? — спросила я, подходя к ней
вплотную.
— Самая несчастная из людей, — всхлипнула она, и я
заметила, что ей было не более тридцати лет, — и если вы — посланец
смерти, значит, вы пришли с доброй вестью.
— В чем же твое несчастье?
— О, это ужасная история, — ответила она, подняв
голову, и при тусклом свете уличного фонаря я разглядела приятное и нежное
лицо. — Вряд ли можно найти человека несчастнее меня. Вот уже неделя, как
у меня нет ни работы, ни денег; последнее время мы жили вот в этом доме, в
крохотной комнатке, потому что нам нечем было платить за квартиру, даже не на
что купить молока для ребенка, за это его отобрали у меня, а мужа посадили в
тюрьму. Меня бы тоже арестовали, если бы я не убежала от злодеев, которые так
жестоко обошлись с моей семьей. И вот я сижу на пороге дома, который когда-то
принадлежал мне: ведь я не всегда была нищей, сударь. В добрые времена, когда я
могла себе позволить, я помогала нуждающимся, может быть, и вы мне теперь
поможете? Мне нужно совсем немного.
Когда я услышала эти слова, горячая волна радости пробежала
по моим жилам. О Боже, подумала я, какой удачный случай, и как сладостно будет
мое преступление.
— Поднимайся, — грубо сказала я. — В конце
концов у тебя осталось твое тело, и я хочу им насладиться.
— Помилуйте, сударь! Меня терзает безутешное горе, а вы
говорите мне такие вещи.
— Хватит болтать и делай, что тебе сказано, иначе
горько пожалеешь об этом.
Я рывком поставила ее на ноги и приступила к осмотру; должна
признать, что он не разочаровал меня: под юбками скрывались свежие, упругие и
аппетитные прелести.
— А ну-ка, иди сюда. — Я положила ее руку на свое
влагалище. — Да, да, я женщина! И нечего таращить глаза. Становись на
колени и поцелуй меня для начала.
— О Господи! Оставьте меня, оставьте, мне это противно!
Я бедная, но честная женщина, ради всего святого прошу вас не унижать меня.
Она хотела убежать, я схватила ее за волосы и приставила,
пистолет к ее виску.
— Умри стерва! Убирайся к черту и передай ему, что тебя
послала Жюльетта.
Да, друзья мои, я убила ее наповал, и когда из головы у нее
брызнула кровь, почувствовала, как по моим бедрам потекла теплая жидкость.
Так вот они, сладкие плоды злодейства, думала я; права была
моя подруга, когда рассказывала о них с таким упоением. О небо! Какие неземные
удовольствия даришь ты порой нам, смертным!
Услышав пистолетный выстрел, жители соседних домов прильнули
к окнам, и мне пришлось спасаться бегством, а где-то в темноте слышались крики:
«Полиция! Полиция!» Была уже глухая ночь, когда меня схватили, и обнаруженные
при мне пистолеты не оставили у полицейских никакого сомнения относительно
автора преступления. На первый же вопрос я раздраженно ответила:
— Везите меня в резиденцию господина Сен-Фона, он вам
все объяснит.
Растерявшийся сержант не осмелился возражать, хотя мне
все-таки связали руки; карета тронулась, я сидела между двух мрачных и
молчаливых субъектов, а из моего влагалища продолжала вытекать густая липкая
сперма: вот уж правду говорят, что и цепи сладостны для злодея, потому что
продлевают спазмы наслаждения.
Сен-Фон еще не ложился, и слуга пошел предупредить его;
когда меня ввели в кабинет, я увидела улыбающегося министра.
— Все в порядке, — бросил он сержанту, — если
бы вы не привезли эту даму в мой дом, не сносить бы вам головы. А теперь можете
быть свободны, вы честно выполнили свой долг. А это происшествие должно
остаться в тайне: оно вас не касается. Надеюсь, вы меня поняли?
Оставшись наедине со своим любовником, я во всем призналась,
и пока рассказывала все подробности своего приключения, член его набухал,
твердел на глазах, а к концу рассказа взметнулся вверх. Он поинтересовался,
полюбовалась ли я предсмертной агонией несчастной женщины, и я ответила, что, к
сожалению, у меня не было времени.
— Я так и думал. В подобных обстоятельствах вся беда в
том, что удовольствие не бывает полным, всеобъемлющим.
— Вы правы, но и в случайном уличном преступлении есть
своя прелесть.
— Знаю, знаю, у меня немало таких за плечами; в них
тоже есть приятные моменты: нарушение общественного порядка, скандал и тому
подобное, включая особую строгость закона к таким проступкам, в конце концов,
можно причислить к ним крайнюю нужду этой женщины… Но вообще-то похвастать тут
нечем. Ты могла бы привести ее к себе домой, и мы оба получили бы хорошее
развлечение. Кстати, сержант не узнал ее имя?
— Если не ошибаюсь, господин мой, ее звали Симон.
— Симон. Ну конечно же! Я рассматривал это дело
несколько дней тому назад. Действительно, Симон. Мужа я отправил в тюрьму, а
ребенка поместили в детский приют. Знаешь, Жюльетта, эту женщину я хорошо
помню: прехорошенькая и приличного происхождения. Я берег ее для твоих забав, и
она сказала тебе правду, что ее семья когда-то процветала, и если бы не
банкротство и разорение… Значит, ты просто наложила заключительный штрих на мое
преступление, тогда этот факт делает всю историю привлекательной от начала до
конца.
Возбуждение Сен-Фона довершил мой мужской костюм. Он увел
меня в будуар, где принимал меня в первый раз, когда я пришла в его дом.
Появился лакей, Сен-Фон, дрожащими от вожделения руками расстегнул мне
панталоны и велел ему целовать мне ягодицы, потом взял в руку член слуги и стал
тереть его конец о мой задний проход, затем ввел его внутрь; в довершение всего
сластолюбец овладел мною сзади, заставив меня сосать лакейский член, а когда я
сделала его твердым как жезл, он вставил его в свою задницу. После он признался
мне, что в большей мере его оргазм ускорила мысль о том, что он наслаждался
задом женщины, которая заслуживает виселицы.
