— А этот молодец, что трахал меня, — добавил
министр, — первостатейная шельма: я шесть раз спасал его от казни. Ты
обратила внимание на его член? Великолепный образчик, не правда ли? А как
мастерски он им владеет! Кстати, Жюльетта, пока не забыл: вот деньги, которые я
обещал за твое самостоятельное преступление. Карета ждет, можешь отправляться
домой, а завтра уедешь в поместье возле Со, которое я купил для тебя в прошлом
месяце, возьми с собой прислугу — четырех служанок тебе будет достаточно,
разумеется, самых привлекательных, а также повара, дворецкого и троих
девственниц, предназначенных для следующего ужина. И жди от меня дальнейших
инструкций. Вот пока и все.
Я ушла, очень удовлетворенная успехом своего преступления,
переполненная приятными чувствами от того, что совершила его, а наутро уехала
из Парижа.
Не успела я устроиться в сельском поместье, стоявшем
отдельно от ближайших селений, не менее уединенном, чем жилища отшельников.
Тебаида
[77]
, как служанка сообщила, что прибыл незнакомый
человек, весьма благородный на вид, и сказал, что его послал министр и что он
желает поговорить со мной.
— Пусть подождет, — ответила я и распечатала
послание, которое он привез от Сен-Фона. Прочла я следующее: «Пусть ваши люди
немедленно схватят подателя сего письма и бросят в один из казематов, которые я
выстроил в подвалах дома. Этот человек ни в коем случае не должен иметь
возможности бежать, ты за него отвечаешь головой. Скоро появятся его жена и
дочь — поступи с ними точно так же. Это мой приказ. Выполняй его в точности и
не бойся употребить всю жестокость, на которую ты способна. До скорой встречи».
И я велела пригласить незнакомца.
— Сударь, — начала я, приняв самый радушный и приветливый
вид, — так вы действительно друг его светлости?
— И моя семья и я сам долгое время пользовались его
расположением и добротой, сударыня.
— Это видно из письма, сударь… Позвольте я дам слугам
указания, чтобы вас устроили так, как того желает министр.
Предложив ему сесть, я вышла из комнаты.
Мои лакеи, которые были скорее моими рабами, нежели слугами,
раздобыли веревку, и вернувшись вместе с ними, я громко сказала:
— Отведите этого господина в апартаменты, которые отвел
для него его светлость. — И мои сильные, как быки, телохранители бросились
на гостя, вмиг скрутили его и отвели в мрачное подземелье.
— Я протестую, сударыня! Это ужасное
недоразумение! — кричал незнакомец, несчастная жертва нашего с Сен-Фоном
коварства.
Я осталась глуха к его мольбам и неукоснительно выполнила
инструкции министра: отчаянные вопли узника остались без ответа, и я сама
закрыла ключом дверь его темницы.
Поднявшись в гостиную, я услышала, как к дому подъехал
экипаж. Из него вышли жена и дочь моего гостя, которые предъявили мне
верительную грамоту — точную копию первой.
Ах, Сен-Фон, восхищенно подумала я, не спуская глаз с обеих
женщин, любуясь красотой матери, породистой статной женщины тридцати шести лет,
и нежной скромностью и грацией дочери, только что вступившей в свое
шестнадцатилетие; ах, Сен-Фон! как уживается ваша мерзкая чудовищная похоть с
вашими министерскими обязанностями? Ведь все, что вы делаете, диктуется
исключительно вашими пороками, но не интересами страны.
Я с удовольствием описала бы все стоны и вопли несчастных
женщин, когда их грубо втолкнули в подвал, но скажу лишь, что была тронута
слезами матери и дочери не более, чем возмущением отца, и была озабочена только
тем, чтобы надежно запереть узников столь высокого положения до появления
Сен-Фона.
Размышляя о том, какая участь могла ожидать их, я не
допускала и мысли, что речь идет о простом заточении, поскольку чувствовала,
что просто создана для роли палача, хотя и не получила никаких указаний на сей
счет. Пока я ломала над этим голову, мне сообщили о прибытии четвертого
персонажа. Каково же было мое искреннее изумление, когда я увидела того самого
человека, который, как вы помните, во время первой моей встречи с Сен-Фоном три
раза ударил меня по плечам палкой по приказанию министра.
«Прими этого человека со всем радушием и хорошо обращайся с
ним, — прочитала я в записке, — ты должна его помнить, потому что до
сих пор носишь на теле следы его длани. Он будет играть главную роль в драме,
которая разыграется завтра; это палач из Нанта, который по моему приказу должен
умертвить твоих узников: мне строго-настрого велено представить их головы
королеве к послезавтрашнему дню, я и сам бы с удовольствием помахал топором,
если бы Ее Величество не выразила странного желания принять их останки из рук
официального палача. По этой причине я направляю к тебе этого человека, хотя он
и сам еще не знает, что ему предстоит делать. Прошу тебя проинструктировать
его, однако ни в коем случае не позволяй ему взглянуть на смертников — это
чрезвычайно важно. Жди меня завтра утром. А пока можешь позабавиться с ними,
особенно не церемонься с дамой. Ничего не давай им, кроме хлеба и воды, и лиши
дневного света».
— Сударь, — повернулась я к молодому
человеку, — министр пишет, что мы с вами уже знакомы. Я действительно не
забыла, как вы…
— Да, сударыня. Но, увы, приказ есть приказ.
— Вы правы, и я не держу на вас зла, — я протянула
ему руку, которую он поспешно и пылко поцеловал. — Однако пора обедать.
Пройдемте к столу, заодно и побеседуем.
Делькур — так звали палача — был очень приятный и
обходительный мужчина двадцати восьми лет, и на этот раз он произвел на меня
весьма недурное впечатление. Я оказала ему самые искренние знаки внимания и,
когда с обедом было покончено, сразу пошла в атаку. Она была успешной, а
обнаружив у него между ног великолепный инструмент, я пришла в полный восторг.
— Ради бога, дорогой, — сказала я, — вытащи
эту штуку, я хочу видеть, что ты там прячешь. О, какая восхитительная штучка,
она приводит меня в экстаз! А твоя профессия заставляет дрожать от вожделения,
одним словом, ты должен сейчас же удовлетворить меня.
Он, не теряя времени, выставил напоказ свой удивительный
член, я, по своему обыкновению, схватила его, собираясь заглотить до самого
основания, но он был настолько велик, что во рту у меня поместилась только
половина. Распластавшись на кушетке, Делькур накрыл руками мою промежность,
потом погрузил туда свое лицо и две секунды спустя мы кончили одновременно.
Увидев, как жадно я глотаю его сперму, он застонал от восторга.
— Черт побери, — виновато проговорил он, — я
слишком поспешил, но готов немедленно исправить свою ошибку.
Его разгоряченный посох был все еще тверд, и Делькур сменил
позу: впился в мои губы, липкие от его спермы, и я получила от его истекающего
соком члена такое наслаждение, какого редко удостаивается женщина. Четверть
часа Делькур совершал мощные толчки в мою вагину, затем, почувствовав близкое
извержение, несколько охладил свой пыл, и когда, наконец, моя куночка
торжествующе затрепетала, сбросил вторую порцию семени, и я, мгновенно перевернувшись,
успела проглотить ее с тем же восторгом, что и первую.
