— Все, что ты говоришь, вполне справедливо, Делькур, но
тем не менее я полагаю, что в интересах самого убийства желательно, чтобы
исполнитель вдохновлялся только похотью, так как похоть никогда не влечет за
собой угрызений совести, и даже воспоминание о том, что произошло, доставляет
радость, между тем как в других случаях, как только пыл спадает, тут же
появляются сожаления, особенно если человек не отличается философским умом, следовательно,
на мой взгляд, убивать стоит только во время распутства. В принципе можно
убивать по любой причине, лишь бы при этом присутствовала эрекция как надежный
щит от последующих угрызений совести.
— В таком случае, — заметил Делькур, — вы
считаете, что любую страсть можно усилить или подпитать похотью?
— Похоть для страстей — это то же самое, что нервный
флюид для 'жизни; она их возбуждает, она дает им силу, и вот верное тому
доказательство: не зря говорят, что кастраты, лишенные семенников, не могут иметь
никаких страстей.
— Значит, по-вашему, честолюбие, жестокость, алчность,
месть приводят к тому же результату, что и похоть?
— Да, я уверена, что все эти страсти вызывают эрекцию,
и любой тонко чувствующий и высокоорганизованный человек придет от любой из них
в возбуждение, не меньшее, чем от похоти. Концентрация мысли на образах,
связанных с тщеславием, жестокостью, жадностью, местью, подобна самой сильной
ласке, и такие мысли не раз заставляли меня извергаться до последней капли.
Вслед за мыслью о любом преступлении, вдохновленном любой страстью, я
чувствовала, как по моим жилам разливается жар похоти: обман, коварство, ложь,
подлость, жестокость и даже обжорство всегда вызывают во мне подобное чувство,
словом, не существует порока, который не мог бы не разжечь во мне похоти, или,
если угодно, факел похоти в любой момент может разжечь в моем сердце все на
свете пороки, которые будут полыхать священным огнем: все средства хороши для
нас, людей, устроенных таким образом. Вот такие у меня принципы, дорогой мой.
— Я согласен с вами, — тут же откликнулся
Делькур, — и не хочу это скрывать.
— Мне по душе твоя откровенность: она раскрывает твой
характер. После всего, что я о тебе узнала, я была бы неприятно удивлена, если
бы ты не испытывал похоти при исполнении своих официальных обязанностей, ведь
это чувство дает тебе возможность получить удовольствие, недоступное для твоих
собратьев по профессии, которые действуют бездумно, механически.
— Должен признать, сударыня, что вы очень хорошо поняли
мою душу.
— Ах ты, плут, — улыбнулась я, взяв в руку его
член, и начала энергично массировать его и наполнять новой энергией, —
ведь ты же тайный распутник, так почему не признаешься, что твой инструмент
твердеет при мысли об удовольствиях, которые ты получил сегодня, а при мысли о
том, что завтра между нами все кончится, ты испытаешь оргазм?
Моя мудреная речь привела Делькура в недоумение и
растерянность, я пристально посмотрела на него и пришла ему на помощь:
— Ладно, друг мой, я вовсе не хочу покушаться на твои
принципы, но хочу испытать следствия, которые из них вытекают, — говоря
эти слова, я вся тряслась от вожделения. — А ну-ка встряхнись, сейчас мы
испробуем еще кое-что, не совсем обычное…
— Як вашим услугам, сударыня, — с готовностью
сказал он.
— Сейчас ты будешь бить, оскорблять меня, пороть… Разве
не этим ты занимаешься каждый день с грязными девками, разве такие упражнения
не возбуждают тебя? Отвечай же!
— Вы правы, сударыня.
— Разумеется. Так вот, завтра тебе предстоит трудный
день, и лучше подготовиться к нему сегодня. Вот тебе мое тело, все в твоем
распоряжении.
И Делькур, повинуясь мне, начал с того, что наградил мою
заднюю часть несколькими шлепками и пинками, потом взял розги и хлестал меня
минут пятнадцать, и все это время одна из служанок лизала мне влагалище.
— Делькур, — вскричала я, — ты волшебник! Ты
великий разрушитель человеческой породы! Я обожаю тебя и жду от тебя
неслыханных наслаждений; давай, давай, злодей, бей сильнее свою шлюху, терзай
ее… Я сейчас кончу… кончу при одной мысли о том, что моя кровь омывает твои
руки, так пусть она льется рекой…
И она лилась в изобилии… Я была в экстазе, друзья мои, и наш
бедный язык не в силах описать полыхавший во мне пожар; представить это
состояние может лишь тот, кто имеет такое, как у меня, воображение, а понять
его дано только тому, чьи мозги устроены так, как ваши. Под конец я вылила в
рот своему истязателю невероятное количество спермы и никогда в жизни не
испытывала я столь мучительных и столь сладостных спазм.
— А теперь, Делькур, — сказала я, — ты должен
оказать мне еще одну, последнюю услугу, поэтому соберись с силами и
приготовься. Вот эта прекрасная попочка, которую ты так безбожно исполосовал и
порвал в клочья, ждет тебя с нетерпением и хочет, чтобы ты приласкал и утешил
ее. На острове Цитера у Венеры было несколько храмов, как тебе известно, а я
повелеваю тебе войти в самый потаенный: пристраивайся сзади, мой дорогой, да не
мешкай…
— Великий Боже! — восхитился Делькур. — Я и
не смел предложить вам это! О божественная! взгляните, что вы со мной сделали.
Действительно, мой бомбардир продемонстрировал мне член,
который был тверже и внушительнее всех мною виденных.
— Итак, проказник, выходит, ты влюблен в мою жопку?
— Ах, сударыня, я не видел ничего прекраснее и
восхитительнее! у — Очень хорошо, дорогой. Законы Природы созданы для того,
чтобы мы иногда нарушали их, чтобы испытали все мыслимые удовольствия; так иди
же ко мне скорее.
И Делькур, верный служитель алтаря, к которому я его
призвала, прильнул к нему, хотя тот был залит кровью, и осыпал его самыми нежными
ласками. Его язык бешено вращался в моей пещерке, поднимая температуру моих
ощущений. А юная служанка, чью голову я стискивала бедрами, довела мое
влагалище до кипения. Снова из него потоком хлынула плоть, в нем не осталось ни
капли, и я некоторое время лежала неподвижная и опустошенная. Однако после
этого я внезапно потеряла всякий интерес к
Делькуру и даже почувствовала к нему презрение. Насколько
велика была моя страсть к мужчине час назад, настолько же велико было теперь
мое отвращение к нему. Вот чем могут обернуться сумбурные, беспорядочные
желания: чем выше они воспаряют, тем глубже пустота, которую мы ощущаем после.
Кретины доказывают таким аргументом существование Бога, между тем как я нахожу
в этом лишь самое верное подтверждение философии материализма: чем дешевле вы
оцениваете свою жизнь, тем больше оснований полагать ее делом рук божьих.
Отослав Делькура спать, я всю ночь предавалась лесбийским утехам со своими
служанками.
Сен-Фон приехал на следующий день ближе к полудню. Он
отпустил своих слуг и кучера и прошел прямо в гостиную. Мы обнялись, и я
рассказала ему обо всем, еще не зная, как он отнесется к шутке, которую я
разыграла с Делькуром, так как опасалась, что он узнает об этом от кого-нибудь
другого.
