— Матка никокта ест не фольноваца!
И, подняв кружку с пивом, демонстративно чокнулся с входящей во вкус змеебабушкой:
— От лиса феликий Германья и фьюрер зольдатен саранее тебья блаходарит за сатрут… — тут он набрал полную грудь воздуха, — сат-рут-ни-чес-тфо, фот!
Ганс неодобрительно оглядел своего командира. Он гораздо менее оптимистично смотрел на будущее сотрудничество немецких солдат и этого кошмарного существа, хотя бы по той причине, что именно его кружка сейчас красовалась в одной из проворных цепких ручек. Он понимающе переглянулся с Генрихом, который предусмотрительно отодвинулся со своей сосиской подальше.
А Морунгена уже несло дальше на всех парусах:
— Что-то мне коворьитъ, что ты ест допрый фрау! И ты покасыфайт нам прафильный дороха до кутор Белохатки! Гут?!
Сиязбовна отрицательно покачала головой:
— Не-е-е, родимый, не гут. В этом деле я тебе не помощник! У меня своих дел полно, щас покушаю, и, как говорится, до скорого! Ау-фидер-дзень!
Она прикончила последнюю сосиску на общем блюде и машинально потянулась за ближайшими.
Вальтер не растерялся и ловко притянул свою тарелку к себе.
Доблестный барон помрачнел и насупился:
— Тебья трутно понимайт!
Пульхерия не дала ему договорить:
— А чего тута понимать? Нет — значит, нет! Не знаю я никаких Белохатков и знать не хочу. Проблемы индейцев, как говорят знающие люди, не волнуют шерифа.
Дитрих почесал в затылке и искренне огорчился развитию событий. Он с тоской осознал, что содержимое его тарелки перешло к новому владельцу, а точнее — владелице:
— Это очен пльохо! Так не есть прафильно! — И совершил героическую попытку выдрать из шести ручек Сиязбовны свою закуску. — Токта ты не кушайт мой сосисен, ферштейн?!
Змеебабушка с добычей расставаться не желала. Она застучала по полу хвостом и зашипела:
— Ишь чего надумал — у пожилого человека, можно сказать, последнюю крошку хлеба отбираешь! Ирод окаянный, и как тебе не стыдно! Морда твоя наглая! Чему тебя родители только в детстве учили! — И все это с напором, с огоньком и восклицательными интонациями.
Дитриху стало не по себе, он отпустил тарелку и покраснел, сознавая свою вину. А Пульхерия тем временем ловко ретировалась к выходу, унося с собой кружку с пивом Ганса и тарелку с сосисками Морунгена. Это победоносное отступление сопровождалось комментариями:
— Повырастают, понимаешь, черт знает в кого, а потом от них добрым людям просто проходу нет! Куда смотрит отдел пропаганды и общество «Спасения на водах»?
Морунген обвел экипаж изумленным взглядом. Пожал плечами. Вальтер подумал было, что командир заслужил то, что получил, но ведь он действовал из самых лучших побуждений.
— Не переживайте, герр майор, — утешил Треттау своего грустного командира. — Этих русских фрау никогда не поймешь.
Генрих наконец расслабился и снова уютно умостился за столом:
— Угу, лучше держаться от них подальше.
Дитрих тяжело вздохнул и, уставившись на пустое блюдо в центре стола, подвел итог своим наблюдениям:
— Да… Как говорится, старость не радость.
Ганс тоже счел своим долгом подбодрить барона:
— Не принимайте близко к сердцу, гepp майор. Мой дедушка говаривал: есть два способа справиться с женщиной, но никто их не знает. Давайте лучше еще что-нибудь закажем!
В маленьком домике, расположенном в живописном пригороде Дарта, ведьма Свахерея собирала свою внучатую племянницу на первый в ее жизни прибацуйчик.
Скажем сразу: что там Наташа Ростова с ее предпраздничными треволнениями и ее первым балом, вместе взятыми? Толстой обратился к сей скудной теме лишь потому, что не имел возможности наблюдать, как собираются не на бал, а на прибацуйчик. Вот бы где разгуляться великому русскому классику. Но ему не повезло — он не успел на пароход этой истории и так и остался за бортом, не узнав, как отправляют любимых чад настоящие мастера своего дела.
Торжественная и сосредоточенная Свахерея расположилась в кресле под фикусом, держа в руках толстенную амбарную книгу с заклинаниями.
— Ты должна быть самой красивой и эффектной изо всех этих кикимор. Ну, что до красоты — то Душара тебя не обидел, тут ничего делать не надо. А вот что касается того, как ты будешь одета и в чем приедешь на прибацуйчик — об этом стоит как следует подумать. Дамочки при нашем дворе соберутся сплошь состоятельные и знатные, и не утереть им нос просто неприлично.
Галя, читавшая в детстве сказку про Золушку, чувствовала, что голова у нее идет кругом. Но, будучи женщиной самостоятельной и твердых правил, она напомнила бабуле:
— Не больно-то мне нужен ваш король. Я на сам… прибацуйчик хочу попасть, а стоять в длинной очереди невест — это, тетенька, увольте. Это же срам один — за мужиком бегать, задравши хвост. Да еще не он решать будет, а эта ваша Гедвига. Тьфу! Даже думать противно.
— Привыкла, что за тобой ухаживают? — лукаво осведомилась Свахерея.
— Не без того, — солидно отвечала Галя. — Я это дело люблю. Конечно, чтобы без всяких глупостев и вольностев — а с уважением. Я — девушка приличная, себя блюла. Мне мужу после не стыдно будет в глаза посмотреть.
— Розанчик ты мой! — умилилась ведьма. — Вся в нас с сестренкой. Мы точно такие же в молодости были. Гордые… Так, гордая моя, неси-ка ты с огорода тыковку побольше: карету станем колдовать.
— Ой! — по-детски всплеснула руками Галя.
Все остальные мысли разом вылетели из ее хорошенькой головки. Какой король? Какие смотрины? Главное — ей сделают настоящую карету, как у принцессы.
Она притащила в дом увесистую тыквищу и замерла в ожидании.
— Нет, — скривилась бабуля. — Чтой-то не то. Нам нужно всех потрясти, а кареты — это явление привычное. У кого — с позолотой, у кого — в эмали и вензельках, у кого — вообще не поймешь в чем. Здесь мы оригинальностью никого не потрясем: у меня воображения не хватит. А в этом справочнике вообще предлагают только типовые проекты — золотая подножка и форейтор на запятках. Нет! Не бывать такому, чтобы моя племянница явилась на прибацуйчик в сопровождении какого-то старомодного форейтора. А что это у тебя в уголке стоит?
— Бочонок с селедкой, — ответила ошарашенная резкой сменой темы внучатая племянница.
— То, что доктор прописал! — восхитилась ведьма. — Йа!
— Какой доктор? — всполошилась Галя.
— Мублап, наверное. Это чародей Хухлязимус, когда чем-то доволен, говорит: это то, что доктор прописал.
— Я такую карету как-то видела: огромную, с такими рогами длиннющими — их можно будет сделать золотыми, убрать лентами и цветочными гирляндами, — с хрустальными окнами, и двери самодвижущиеся.
