— Но ведь и безнравственный человек опасен, —
заметил Фердинанд.
— Да, когда он обладает какой-то властью, так как в
этом случае у него появляется соблазн злоупотребить ею, но этого никогда не
случается с рабом. Какая разница, считает человек цареубийство безнравственным
или же нет, если я закую его в кандалы и не дам возможности обидеть даже муху;
а вот когда моральная распущенность избалует его, он почувствует меньшее
отвращение к ошейнику, который я надел на его шею.
— Однако, — спросила Шарлотта, — как он может
избаловаться под игом? На мой взгляд, скорее роскошь и безбедная жизнь
оказывают подобное действие на человека,
— Душа его загнивает в атмосфере порока, — ответил
князь, — посему дайте ему возможность реализовать свои порочные
наклонности, не наказывайте его, за исключением тех случаев, когда его
злодеяния направлены против вас, вот тогда вы добьетесь необыкновенных
результатов: безнравственности, которая вам на руку, и уменьшения
народонаселения, что еще выгоднее для вас. Разрешите инцест, насилие, убийство,
разрешите своим подданным абсолютно все, что исходит от порока, запретите браки
и молитвы, узаконьте содомию, и больше вам не о чем будет беспокоиться.
— Но как ужесточить наказания, если все будет
дозволено? — поинтересовалась я, и вопрос мой не был лишен логики.
— Значит, вы должны наказывать за добродетели или за
неповиновение и не бойтесь: у вас причин найдется в тысячу раз больше, чем
нужно, да и так ли уж они необходимы? Деспот проливает кровь, когда ему
хочется, и для этого не требуется поводов — достаточно желания. В конце концов
всегда можно обнаружить заговор, а потом предотвратить его, после чего по всей
стране надо соорудить эшафоты и устроить кровавую бойню.
— Если Фердинанд предоставит это мне, — сказала
Шарлотта, — я гарантирую сотни самых законных предлогов ежедневно; пусть
он точит меч, а моя забота — найти жертвы.
— Ого, вы замечаете, кузен, что моя супруга становится
кровожадной?
— Ничего в этом нет удивительного, — с возмущением
произнесла Клервиль, — меня тоже переполняют эти чувства. Разве не обидно
смотреть на ваши плотские забавы и не принимать в них участия, тем более имея
такой темперамент, как у нас?
— В таком случае приглашаю вас на свежий воздух, —
предложил князь, — может быть, в этой зеленой обители мы найдем, чем
утолить пыл наших любезных дам.
Огромный сад был ярко освещен; мы не спеша проходили под
апельсиновыми, абрикосовыми деревьями, под фиговыми пальмами и срывали плоды,
прохладные от вечерней росы; мы шли по живописным дорожкам, ведущим к храму
Ганимеда. В храме, под самым сводом, горели тонкие восковые свечи, которые
создавали мягкий, приятный для глаз полумрак. Сооружение поддерживали колонны,
выкрашенные в зеленый и розовый цвет, между ними вились гирлянды мирта и
сирени, образующие красивые фестоны.
Когда мы вступили в храм, послышалась нежная музыка.
Шарлотта, пьяная от похоти и разгоряченная вином и более крепкими напитками,
сразу развалилась на ближайшей кушетке, мы последовали ее примеру.
— Теперь наступила их очередь, — сказал
Франкавилла королю, — посмотрим, на что они способны и смогут ли оправдать
блестящие рекомендации. Но у меня есть одно условие: они должны совокупляться
только в зад — только он заслуживает поклонения в моем доме; малейшее нарушение
этого правила влечет за собой немедленное удаление из храма. Впрочем, рыцари,
которые будут предложены нашим дамам, надежны и верны своим принципам.
— Нам все равно, — заявила Клервиль, которая
первой сбросила с себя все одежды. — Мы с большей охотой отдадим им
задницы, нежели вагины, лишь бы нас хорошенько приласкали при этом.
Тем временем Франкавилла сбросил розовое покрывало,
наброшенное на возвышение, которое мы вначале приняли за оттоманку. И мы
застыли от восхищенного удивления при виде необычного предмета, скрывавшегося
под розовым атласом. Представьте себе очень длинную кушетку с четырьмя
отдельными ложами, напоминавшими стойла; женщина заходила туда и опускалась на
колени на специальную подставку, высоко приподняв таз и широко раздвинув бедра;
ее локти опирались на мягкие подлокотники, обтянутые черным атласом, под цвет
всего этого необычного сооружения. По обе стороны от нее лежали накрытые
черными покрывалами двое мужчин, обратив к ней обнаженные чресла с гигантскими
членами; она массировала их, зажав в ладони до извержения, после чего они
исчезали при помощи невидимого бесшумного механизма, и в тот же миг на их месте
появлялись новые.
Еще более любопытный механизм располагался под животом
женщины. Когда она устраивалась в ложе, ей приходилось опускаться и немного
подаваться назад; тем самым она неизбежно насаживала свою вагину на мягкий и
упругий искусственный фаллос, который посредством системы пружин и часового
механизма автоматически и безостановочно перемещался взад-вперед и каждые
четверть часа выбрасывал определенную дозу теплой липкой жидкости; эта жидкость
имела такой запах и такую консистенцию, что ее невозможно было отличить от
чистейшей и свежайшей спермы. Клитор ей ласкала языком прелестная девушка, чье
тело, кроме головы, также было закрыто черным покрывалом. Прямо в лицо пациентки,
находившейся в таком необычном, но весьма удобном и приятном положении,
упирались обнаженные гениталии, менявшиеся по ее желанию, и она могла по своему
выбору сосать пенис или клитор. Короче говоря, мы стояли на коленях на мягком
возвышении, которое приводилось в движение при помощи рычагов, и получали
несколько удовольствий одновременно: влагалище прочищал искусственный член,
клитор лизала юная девица, в каждой руке мы держали живой трепетный член, а
третий, еще более массивный, неистово содомировал нас кроме того, мы могли
сосать пенис, влагалище или даже задний проход.
— Мне кажется, — сказала Клервиль, забираясь в
стойло, — невозможно придумать ничего более пикантного и сладострастного.
Вы не поверите, — продолжала она, — но я уже кончила, пока усаживалась
в эту колыбель.
Мы трое — Олимпия, Шарлотта и я — заняли место рядом с
Клервиль. Нам помогали четыре девочки с ангельскими личиками: они смазывали
искусственные органы, чтобы облегчить проникновение, заботливо поправляли
подушки, устраивая нас удобнее, потом, раздвинув нам ягодицы, увлажняли слюной
задний проход и безотлучно находились рядом в продолжение всей процедуры.
Франкавилла дал знак начинать. Вошли четверо девушек, ведя
за массивный мужской отросток четверых юношей великолепного сложения, и без
промедления вставили их копья в наши седалища; вскоре измученную четверку
сменила свежая, еще через некоторое время новые девушки привели очередной
отряд. Пока юноши трудились в поте лица, девушки танцевали вокруг нас под
негромкую томную музыку, принимали непристойные позы и обрызгивали нас
жасминовым эликсиром, каждая капля которого приятно обжигала кожу и
подстегивала, словно удар хлыста, наши страсти, и скоро мы пропитались ароматом
жасмина и спермы с головы до ног.
